— Молчи, Паоло, — тихо сказал мужчина с посохом, — враги заплатят за всё.
Подходивший к месту казни узник оступился и чуть не упал. Один из сопровождавших францисканцев протянул руку, чтобы поддержать его. Но он выпрямился и, отстранив монаха, направился к столбу.
Палач помог ему подняться на высокий помост и приковал к толстым чугунным кольцам. Подручные ещё раз поправили уложенные внизу связки хвороста.
По знаку старшего инквизитора поленницу с нескольких сторон подожгли смоляными факелами. Сухая солома и ветви быстро вспыхнули. Пламя опалило босые ноги осуждённого.
Старик вздрогнул. Его седая голова медленно поднялась. Казалось, он кого-то искал в толпе. Все затаили дыхание. Лишь треск разгорающихся сучьев нарушал мёртвую тишину.
Внезапно лицо Сегарелли преобразилось.
— Прощайте, братья!.. Дольчино! — ясно донёсся его голос. — Бог да поможет вам завершить правое дело!
Длинный язык пламени обвил тело старика. Ни стона, ни крика не сорвалось с уст старого проповедника, лишь болезненно напряглось худое тело, из глаз потекли слёзы.
Толпа колыхнулась вперёд, потеснив обе шеренги солдат. Ропот пронёсся над площадью.
Костёр разгорался. На узнике начала тлеть одежда. Собрав последние силы, Джерардо Сегарелли обернулся к собору, в сторону епископа. Над площадью зазвучали слова:
— Будь проклята, вавилонская блудница. Близится твой последний час! Я проклинаю вас, чёрные рабы дья…
Голос проповедника прервался, голова бессильно упала на грудь. В то же мгновение пламя поглотило его целиком. В толпе слышались рыданья.
— Мы не забудем этот день!.. Не плачь, Паоло.
Мужчина бережно взял под руки своих спутников и повёл их прочь с площади. Шёл он так спокойно и уверенно, что все молча расступались, давая им дорогу.
В заново отделанной галерее большого загородного дворца в Ананье неторопливо прогуливались римский папа Бонифаций VIII и пармский епископ Опционе. Рядом с высоким, грузным Бонифацием низкорослый, худощавый епископ казался совсем маленьким.
— Какое необыкновенное сочетание синего с красным на золотом фоне! Великий Дуччо да Бонинсенья превзошёл самого себя. — Опционе в восхищении остановился перед одной из фресок. — Как вам удалось заполучить такого мастера? Говорят, это обошлось не дёшево.
— Что поделаешь, друг мой, истинное искусство требует жертв, — отозвался папа. — Пять месяцев его пребывания здесь обошлись дороже, чем перестройка самого здания.
— Зато теперь вашей резиденции позавидует любой король! Подобные фрески можно встретить лишь в Сиенском соборе.
— Вижу, ты неплохо разбираешься в живописи. Мы ещё вернёмся к этой приятной теме, а сейчас побеседуем деле. Удалось, наконец, узнать автора письма? Кто скрывается под именем «Ангел из Тиатира»?
— Пока точно не установлено. Но думаю, еретик, который объявил себя посланцем неба и возглавил патаренов[6], — Дольчино.
— Не тот ли это отступник, что дважды бежал от святейшего суда и за поимку которого обещано пятьсот венецианских дукатов?
— Ваша память достойна вашей проницательности! Я говорю именно о нём, — выразив удивление осведомлённостью собеседника, подтвердил епископ.
— Чтобы защищать интересы церкви, надо знать её врагов.
Бонифаций начал беспокойно перебирать янтарные чётки. И, помолчав, добавил:
— Дольчино… сын Джулио Торниелли, того самого священника из Новары, что осквернил сан преступной любовью к прихожанке. Пришлось ему бежать в сельскую глушь. Там-то и появился на свет новоявленный слуга дьявола. После смерти матери его отдали на воспитание другу семьи… Кому бы ты думал?
Опционе в недоумении развёл руками и смущённо потупился под взглядом папы.
— Этим другом семьи оказался каноник верчельского собора Август Дориа, — продолжал Бонифаций.
Глаза епископа злобно блеснули.
— Доколе же этот иоахимист[7] будет испытывать наше терпение?!
— Не горячись, Опционе. Никто не укроется от длани господней. Но пока что… Пока что библиотека каноника и сам он со своими древними наставниками — Аристотелем, Лукрецием и прочими — сделали из Дольчино опаснейшего еретика.
— Но, ваше святейшество, откуда у вас эти сведения?
— Откуда? Как вам это нравится — вместо того чтобы докладывать мне, он справляется у меня же!
— На то вы и мудрейший среди нас, — с улыбкой отозвался епископ.
Бонифаций подошёл к столику, налил из графина в золочёный стаканчик кьянти[8], выпил и серьёзно сказал:
— Такой человек тем более опасен, что умеет отлично пользоваться священным писанием. Его «Ad universos Christi fideles»[9] пользуется небывалым успехом. Несмотря на казнь Сегарелли, проклятый орден растёт. Послание нового ересиарха разошлось по всем христианским странам. Если вовремя не пресечь смуту, начнётся открытый мятеж.
— Ваше святейшество правы. В моей епархии было уже три попытки к бунту. Чернь осмелилась даже напасть на городскую тюрьму.