Долетописная Русь. Русь доордынская. Русь и Золотая Орда

Достигнув успеха на северо-западе, Василий II обращает свой мысленный взор на север. В 1458–1459 годах его полки уже вершат суд над жителями Вятки, бывшими союзниками Юрия Дмитриевича и его сыновей. Воеводы Василия взяли ряд городков, однако полной покорности населения, воспитанного на новгородских вольностях, добиться так и не смогли, посему удовлетворились пока умеренной данью и обязанностью вятчан выставлять потребное количество войск по приказу великого князя.

При Василии II мы впервые встречаемся и с новой формой взаимоотношений великого князя с многочисленными татарскими царевичами, которые в поисках средств к существованию стали отказываться от разбойничьего промысла и переходить к нему на службу, получая в кормление русские города и села. Из летописных источников мы узнаем, что уже в 1444 году московский князь послал двух служивших ему монгольских царевичей на Брянск и Вязьму. В летописях следующего года встречается упоминание о некоем царевиче Бердате, «друге и слуге Россиян» — он опоздал к месту боя, в ходе которого великий князь был взят в плен. А еще через несколько месяцев, по возвращении князя из плена, на Руси начался массовый переход татар на московскую службу. Дело дошло до того, что сыну Улуг-Мухаммеда Касиму Василий отдал на кормление древний Городец-Мещерский, создав таким образом буферное государственное образование, получившее впоследствии название Касимовское Царство, верой и правдой служившее Москве около двухсот лет. Так, в 1449 и 1450 годах Касим в первый раз самостоятельно, а потом вместе с коломенским воеводой разбил два татарских отряда — на Пахре и Битюге, что в определенной степени обелило Василия в глазах россиян за его благорасположение к татарам.

Казалось бы, что нужно человеку, лишенному одного из главных органов чувств — зрения? Неужели ему в его положении было мало любви ближних и материального достатка во всем? Но Василий, сын, внук и правнук великих князей, уже вкусил горький мед власти и считал себя не просто хозяином земли Русской, а и помазанником Божьим, свыше обязанным не только сохранить за собой свое наследство, но и преумножить его, а уходя в мир иной, передать его своему сыну. Не этим ли объясняется свойственная ему неуемность и не это ли его предназначение так заботливо оберегало его все тридцать семь лет, что он занимал великокняжеский стол?

Мы все о князьях да о князьях. Но если смотреть на историю только через их жизнеописание, то может сложиться неверное, однобокое представление о том, «что» и «как» происходило на самом деле. Увлекшись «помазанниками», можно недооценить тех, на чей авторитет и пример ориентировались сами великие князья, незаслуженно обидеть людей, поддерживавших их в собирании русских земель и делавших все для того, чтобы на Руси прекратились братоубийственные войны. Речь о Русской церкви, ее иерархах, и в первую очередь о митрополитах, чьи деяния отражены в исторических хрониках почти в таком же масштабе, что и великокняжеские. И еще одним подвигом прославился Феогност. В те времена существовал такой порядок — при смене ордынского царя все подвластные ему улусники, а Русь в то время была-таки всего лишь улусом Золотой Орды, обязаны были прибывать в ставку хана с подобающими случаю подарками, чтобы убедить нового царя в своей лояльности и получить соответствующий ярлык на управление своей же отчиной и дединой. Поступали так не только удельные и великие князья, но и главы религиозных конфессий. Когда на ордынском троне утвердился хан Джанибек, к нему на аудиенцию прибыли Иван Калита и митрополит Феогност. Если первый достаточно быстро выкупил свой ярлык, то митрополита хан решил задержать для того, чтобы склонить к «добровольному» отказу от ранее дарованных церкви льгот и привилегий, заключавшихся в полном освобождении священнослужителей от выплаты ордынской дани. Просто отменить эти льготы хан не мог, так как это было бы нарушением ранее выданных охранных грамот. Вот он и решил силой вырвать «добровольный» отказ от них, не стесняясь при этом в выборе средств, вплоть до морального унижения и телесных истязаний. Пройдя через все эти испытания и раздав кучу денег алчным вельможам, Феогност тем не менее сохранил за церковью ранее полученные льготы, что способствовало дальнейшему росту влияния церкви на внутреннюю и внешнюю политику, а в конечном итоге — укреплению Московского княжества. Таким же хорошим помощником, союзником и наставником был Феогност и для Симеона Гордого, которого он вдохновлял и поддерживал во всех его делах по примирению и сплочению князей, а также в его честолюбивых планах стать великим князем «всея Руси». Желая обеспечить преемственность церковной политики, Феогност загодя подготовил себе преемника в лице своего помощника по церковным судебным делам епископа владимирского Алексия.

Возможно, мы в чем-то и повторимся, но эти великие люди того стоят, и даже большего.