Спустя ещё какое-то время все взяли себя в руки. Кроме меня: волевое усилие теперь стало недоступной для меня роскошью. Врачи принялись наперебой проверять меня: рефлексы, координация движений, интеллектуальные задачки. Я с успехом выполняла всё, что давалось мне без труда. Остальное – под управлением и прямым нажимом: «надо!», «делай!» Я даже приободрилась: всё-таки что-то у меня получается! Но лица экспериментаторов оставались удручёнными.
– Угадай, кто стоит за твоей спиной!
Я стала перебирать наугад.
– Нет, стой! Ты должна увидеть… или там почувствовать – силой мысли. Ты же умеешь!
– Хорошо. Сейчас… А увидеть или почувствовать?
– О боже! Ну, увидеть.
Я пытаюсь обернуться.
– Не так! Увидеть мысленно!
– А что нужно делать?
Это повторилось ещё много раз.
Врачи и лаборанты что-то увлечённо строчили в блокнотах. Кирилл Сергеевич сидел в отдалении у стены, закрыв лицо ладонями, не шевелясь. Михаил Маркович вообще полулежал на шатком стуле, и ему делали укол в вену. Впервые на моей памяти его здоровый организм дал какой-то сбой.
Обо мне как будто и забыли. Я встала, потому что устала сидеть, и побрела к выходу, сама не зная зачем.
Вечер, рабочий день окончен, но светло: всё же начало лета. Кирилл Сергеевич запер дверь кабинета: от нежданного визита кого-нибудь из тех, кто вынужден задерживаться на работе допоздна. Задёрнул плотные шторы. Настроение было очень уж скверное. Все мысли уже передуманы, все варианты перебрали.
Специалисты провели все возможные обследования и процедуры и вынесли окончательный вердикт: Таисия никогда не вернётся в нейроэнергетический строй. В настоящий момент она – глубокий инвалид, лишь отчасти приспособленный к социальной жизни, и даже не все задачи по самообслуживанию способна решать.
Правда, есть слабовыраженная тенденция к улучшению. Учитывая накопленный медиками и психологами колоссальный опыт реабилитации после проникающих ранений головы, а также тяжёлых контузий, можно надеяться, что нарушенные психические функции удастся частично восстановить. Тогда девушка сможет не только самостоятельно жить, но и выполнять какие-то элементарные трудовые операции.
Опыт показал и то, чего никто не мог знать прежде: нейроэнергетика требует предельной волевой концентрации – самостоятельно! Приказы со стороны не дают результата, если подорвана способность субъекта прилагать сознательные усилия. Но девушке отсекли ровно те отделы мозга, которые отвечают за формирование волевого намерения, от тех, что осуществляют исполнение… Шансов на полноценное восстановление – никаких, а частичного недостаточно.
Кирилл живо представил глаза Таисии: внимательные, умные, необыкновенно выразительные глаза, в которых то и дело вспыхивала искорка этакой весёлой иронии; они всё время будто «разговаривали». Кирилл гнал от себя другой образ: тусклый, потерянный, лишённый жизни взгляд, вялый, покорный голос, неуверенные, бесцельные движения.
Юная девушка полтора года водила вокруг пальца врагов, она вернулась
Кирилл со злостью сочинял рапорт на нейрохирурга, который фактически уговорил его на операцию, уверил в полной безопасности, а теперь сокрушался вместе со всеми, но имел ещё наглость мяукать, что негативный результат для науки тоже имеет большое значение. По рапорту начальника Лаборатории разбирательство не вышло бы долгим, и доктора лукавых наук совершенно точно расстреляли бы, предварительно отбив тому все мозги.
Но Кирилл писал рапорт только мысленно. Если бы он, идиот, догадался стребовать с подчинённого служебную записку с обоснованием операции, то рапорт сразу после неудачной операции лёг бы на стол наркома. Однако молодой неопытный начальник ограничился устными совещаниями. Поэтому пришлось вместе с вражиной сочинять объяснения.
Они, вполне вероятно, легко бы не отделались, если бы именно теперь не случилось грандиозное событие: союзники открыли второй фронт! По слухам, кому-то из Генштаба, посетовавшему на то, что девушка из Лаборатории перестала производить нейродиверсии по их заявкам, товарищ Сталин бросил: «Хватит ждать чудес, воюйте сами! Стыдно вам должно быть ждать помощи целой армии от слабой девочки!» Но это – по слухам.
Как бы то ни было, себя Кирилл спас. Вместе с ним спасся и вредитель-врач, и другие участники совещания, склонявшие начальника к тому, чтобы разрешить операцию. Жертва во всей истории одна – Таисия – хорошая, весёлая, героическая девчонка.
Самое страшное, что назад не отмотать. Хоть пожертвовать бы собой – да вернуть время! Не вернёшь.
Кирилл Сергеевич склонился над столом, закрыл лицо руками и заплакал горькими детскими слезами.