Долг

Николай Иванович ходил со всеми докладами непосредственно к Сталину. Но Кирилл Сергеевич пока отчитывался только наркому. Вся группа в целом теперь не имела руководителя и подчинялась непосредственно наркому.

Всё происходившее в кабинете наркома Кирюша сейчас свободно транслировал в открытый эфир: он до сих пор не научился закрываться и даже не собирался учиться. Нарком вызвал его для объяснений: отчего застопорилось выполнение экспериментальной боевой задачи, которое начиналось так успешно? Он даже и не распекает начальника Лаборатории, а всего лишь интересуется, какие трудности возникли и не нужно ли чем помочь, ведь для него деятельность Лаборатории – тёмный лес. Он лоялен, поскольку уважал товарища Бродова и знает о покровительственном отношении Сталина к Лаборатории. Другой вопрос, что военным уже обещан конкретный результат.

Но давление на Кирилла Сергеевича не так уж непереносимо, как Маргарита Андреевна предположила ранее. Он сам себя загрызает. Теперь Марго считала: решение об отзыве Таси было предложено им самим. Кирюша молод, неопытен. Вопрос о неудаче вверенного подразделения звучит для него как упрёк. И он спешит сообщить наркому, что в ближайшее время положение будет исправлено, так как уже найдена процедура…

Марго не поручилась бы, что Кирюша употребил именно словечко «процедура». Но он совершенно точно не упомянул медицинской операции. Не потому, что хотел это скрыть. Просто считал неправильным отнимать время и внимание начальства описанием внутрилабораторской «кухни». Если б речь всё-таки зашла о медицинской операции, нарком, вполне возможно, остановил бы экспериментаторов – просто как человек с богатым жизненным опытом, знающий, что медицинская операция всегда представляет опасность для здоровья и жизни человека, какой бы элементарной ни казалась.

На службу Кирилл Сергеевич так и не вернулся. Отправился домой спать, несмотря на мысленные призывы и приказы, которые посылала ему Маргарита. Всё-таки она ещё не успела вернуть себе рабочую форму после острого приступа запоздалой злой ревности. Позвонить? Напроситься домой? Без толку. Данное самому наркому обещание провести «процедуру» – такой мощный самогипноз, которого без чёрной магии не перешибёшь. А Марго давно зареклась, и ладно бы её зарок имел только личное значение, а то – государственное.

Вообще-то она имела право обращаться, минуя все инстанции, напрямую к самому Сталину. Но только по экстренным вопросам, непосредственно связанным с государственной безопасностью. Воспользоваться этим правом теперь – в связи с сугубо внутренним вопросом жизни подразделения, причём даже не её собственного, а близкородственного, – значит навлечь гнев не только на себя, но и на свою протеже. Нейроэнергетических приёмов к вождю не применишь: его «прикрывает» не одна Марго, а целое сложно выстроенное подразделение.

Оставалось ждать до утра и беседовать с Кирюшей непосредственно перед операцией.

Если бы сейчас поехать к Таисии и до утра поработать с ней! Но адреса не выцарапать ни у кого. Уровень засекреченности Таисии – самый высокий. Допуск к информации особой важности у Марго есть, однако по должности она не входит в число допущенных к информации о личной жизни Таисии. Из тех, к кому Маргарита Андреевна могла бы обратиться, адрес знают только Тасины обеспечивающие. Но Евгения в Куйбышеве. Марго знала телефонный номер, по которому можно было вызвать Лидию, и позвонила, но не застала девушку на месте. Тогда Марго почувствовала: по горькой иронии судьбы, Лида сейчас у Таси в гостях. Они обсуждают ситуацию и ищут её разрешения, ещё не зная, что придумали в Лаборатории. Тупик.

Марго стала вызывать девушек на мысленный контакт, но те не реагировали: должно быть, увлеклись беседой и собственными нейроэнергетическими экспериментами.

Всё валилось из рук, всё, за что бралась, шло не так. И Марго поняла наконец: острый эмоциональный всплеск неспроста вышиб её из колеи. Неспроста до сих пор она не вернулась в нормальное рабочее состояние, как ни старается. Грозная сила, которая взяла в клещи Таисию, отсекает от неё всякую возможность помощи. Ситуация куда серьёзнее, чем была в ноябре сорок второго, хотя тогда сам враг человеческий дышал девочке в затылок.

Поздним вечером Маргарита Андреевна вошла в незапертые двери знакомой церкви, скромно притулившейся у Советской площади. Она знала, что тут в любое время дня и ночи найдёт того, кто ей сейчас был нужен.

– Алёша, ты можешь помолиться за человека, если мы не знаем, каким именем крещён, – только псевдоним?

– Точно, что крещён?

– Да. Это я знаю наверняка. Она крещёная.

– Хорошо. Случилось что-то серьёзное? Нужна молитва о здравии?

– О здравии, пожалуй, тоже. О защите. Тут надёжно, Алёша?

Отец Алексий не удивлялся. Молоденький священник демобилизовался из отряда защиты недавно – после того, как воздушные налёты на Москву прекратились. Теоретически угроза ещё сохранялась, но часть бывших бойцов отряда уже перебросили на другой «фронт». Он внимательно слушал бывшую начальницу, сочувственно моргая пушистыми пшеничными ресницами…