Долг

— Аз-ага... Ну, вы его знаете... наш знаменитый земляк. Так вот он однажды сказал: «Я предпочтительнее отношусь к красоте не столько собственной жены, сколько жены соседа...»

Ты едва не поперхнулся. Схватился было за чашку с чаем, чтобы протолкнуть противный комок в горле, но нечаянно задел рукавом рюмку и опрокинул, раздался звон стекла.

— Ничего-о, — ухмыльнулся Ягнячье Брюшко. — К счастью!

— Золотое слово. Где пьют, там и льют, — согласно подхватил сивоголовый.

В гостиной стало душно. Ты понял уловку Ягнячьего Брюшка: он имел обыкновение передавать собственные мысли чьими-нибудь словами. Даже на собраниях он ухитрялся прикрыться чьими-либо именами. Даже тогда, когда хотел распечь кого-либо из неугодных ему подчиненных, он не лез напролом, в открытую, предпочитал науськивать кого-нибудь другого. Свою жертву он добивал чужими руками. Вот и здесь, в гостях, намереваясь ударить тебя как можно больнее, он снова прибег к своему испытанному приему, что приводило тебя в бешенство.

— Чего ухмыляешься? — насторожился Ягнячье Брюшко. — Что тебя распирает?

Ты, кажется, и сам не заметил, как резко встал. Разговор за столом мгновенно смолк. Не глядя ни на кого, ты решительно подошел к Ягнячьему Брюшку. Краешком трезвого рассудка еще понимал, что ведешь себя, может быть, смешно, а то даже и неприлично, но уже не мог совладать с захлестнувшей тебя с головой яростью:

— Вы угадали... Да, рас-пирает... Одно очень важное дело. Только не знаю, с чего начать...

— И не говори, оставь свои дела при себе. Знаешь, твои дела мне и так поперек горла.

— А вы все же выслушайте.

— И слушать не желаю. Оставь меня в покое хотя бы в гостях.

— Я-то могу оставить. Да люди там, в аулах, без питьевой воды сидят...

— Ну и что? Хочешь решить проблему пресной воды во время горьких возлияний?!

И, довольный ответом, Ягнячье Брюшко засмеялся, обвел торжествующим взглядом сидевших за столом. И все тотчас поспешно засмеялись, загоготали, поддакивая и усердно кивая головами:

— Это вы наповал сразили!

— Так ему и надо! Нашел где про дела говорить. Тоже мне, заступник народа.

— Да иди... иди ты. Не стой над душой, народный заступник! — смеялся Ягнячье Брюшко, слегка отталкивая тебя.

Бес упрямства и злости взыграл в тебе. Бледнея лицом, твердея духом, стоял перед Ягнячьим Брюшком. И когда заговорил, голос твой прозвучал глухо, грубо:

— Нам нужны бурильщики. Если в ближайшее время не найдем источник пресной воды — худо будет. Разбегутся люди.

— Не понимаю. Ведь сами недавно шумели, что нашли воду!

— Верно, тогда... нашли. На глубине пятисот семидесяти метров бурильщики наткнулись на воду. Обрадовались люди, старики молитву сотворили, барашка заклали.

— Безобразие! Тут, понимаешь, продовольственные проблемы решаем, мяса не хватает, а они там по всякому поводу и без повода скотину режут, пируют! Молитва. Заклание. Жертвоприношение. Черт знает что...

Кто-то услужливо поддакнул:

— Что верно, то верно... У них так заведено, что даже при обрезании запросто барашка в жертву приносят...

— Возмутительно! Не бурильщиков, а агитбригаду нужно к вам послать, вот что!

— Агитаторов у нас в избытке. Нам нужна действующая скважина, вода...

— Да зачем тебе бурильщики? Есть же у вас источник, даже молитвой освященный...

— Источник-то есть, да вот пресной воды нет.

— Как так?! Ты же сам только что сказал...

— Сами знаете: обмелением моря грунтовые воды прибрежья сильно засолены. А бурильщики, видно, напали на случайный слой. Дня три била из скважины пресная вода, мы обрадовались было, а потом глядим — соленая пошла... Я ведь говорил вам об этом.

— Значит, плохо ваши старики молились. Или мало было для заклания одного барашка. Что бы вам не попробовать еще одного, а?!

За столом дружно расхохотались. Ягнячье Брюшко, как бы приглашая соседку к общему веселью, повернулся к Бакизат. Но она молчала, глаза не подняла. Теперь-то, вспоминая тот день, ты понимаешь, что ей стоило немалых усилий сохранить спокойствие на побледневшем сразу лице после той, неприятной для нее шутки по поводу какой-то смазливой женщины, которую зачарованный Азим готов был якобы проглотить вместе с туфельками...

— Ну как... пришлете бурильщиков или нет?

— Что, требуешь?!

— Нет, прошу... умоляю. Дело не может ждать.

— В самом деле, положение у них незавидное. Я сам в том убедился, — хмуро буркнул молчавший до сих пор сивоголовый.

Ягнячье Брюшко недовольно скосился на него, но тот не обратил на это внимания.

— Я сам видел, как жены, дети рыбаков все лето ведрами громыхают, рыщут, воду ищут питьевую. Прямо, беда... Джин-шайтан, черт знает что...

— Ладно... Посмотрим...

— Нет, вы уж... будьте уж добры, потрудитесь прислать. И прислать немедленно. Речь ведь не обо мне, а о них... о людях наших!

— О-ого! Ты смотри, как он заговорил!

— И оставьте ваши шутки! Заговоришь тут... и немой заговорит, и камень от боли взвоет...

— Ну, хватит! Уймись! То клещами из него слова не вытянешь, а то... ишь ты, какой Демосфен, понимаете, аральский объявился... Эй, тамада! Дай ему слово. Пусть лучше тост скажет.

— Хах-ха-ха! Правильно! Пусть скажет, аральский Демосфен.