Долг, честь, мужество

На каждом допросе она спрашивала, какое ее ждет наказание. А на напоминания следователя о чистосердечном признании отвечала: «Уж куда еще чистосердечнее признаваться? Сказала все, как на духу». Действительно, она ничего не таила. Обладая хорошей памятью, Настасья во всех подробностях описывала все свои сделки с преступниками, мельчайшие приметы каждой вещи, прошедшей через ее руки, и лиц, которым сбывала краденое. Только об Акиме Акимовиче она сказала очень мало, так как сама толком ничего не знала. Но и то, что она смогла сообщить о нем, было хорошей зацепкой для МУРа. Теперь сотрудники имели ясное представление о внешности Акима Акимовича. Серый «Москвич» — тоже не иголка. Важными оказались сведения и о молодой особе, приходившей к спекулянтке.

Лейтенант Абрамова внимательно слушала объяснения полковника Батурина.

— ...Вот, собственно, и все, Вера. Повадки этой женщины тебе хорошо известны.

— Понятно, Павел Михайлович.

— Тогда за дело. Ночью вас отвезут.

Группе, в которую входила лейтенант Абрамова, было поручено организовать наблюдение за квартирой Настасьи. Вера находилась в самой квартире. Она даже на ночь устраивалась рядом с телефоном, чтобы в любую минуту ответить на звонок. Остальные вели наблюдение на улице. В это же время сотрудники ГАИ просматривали документы всех владельцев серых «Москвичей» и выписывали адреса тех, кто носил имя и отчество «Аким Акимович» или схожее с ним по звучанию. Инспектора отделений милиции и МУРа разыскивали неизвестного по приметам.

А Овеченский собирался в дорогу. Золото он упаковал в кожаный футляр несессера, большую сумму денег перевел на аккредитивы, остальные припрятал в книги-тайники и попросил Марину, чтобы она отнесла чемодан с этими книгами к себе домой.

Мысль исчезнуть из Москвы созрела у него не сразу. Сначала он обрадовался, когда узнал от Настасьи о гибели Маркина, но потом прикинул, как может обернуться дело, и забеспокоился. С тех пор его постоянно преследовал страх. Даже Марина, которая, кроме нарядов, ничего не замечала, и та увидела резкую перемену в поступках и характере любовника. Он все чаще уединялся, ночами подолгу ворочался в постели, а за ужином, как правило, напивался.

В субботу Марина не приехала на дачу. Аким Акимович до утра не ложился спать и все ходил и ходил по комнате. Он чутко прислушивался к каждому шороху. То ему казалось, что кто-то притаился за дверью, то слышалось чье-то дыхание под окнами, то чудился скрип половиц на веранде. Овеченский заранее наметил себе путь бегства с дачи и, как только его ухо улавливало посторонний шум, сразу же бросался к двери ванной комнаты и взводил курок крохотного «маузера».

Бессонная ночь дала себя знать. Как только сквозь оголенные ветви деревьев в комнату пробился первый слабый луч осеннего солнца, Аким Акимович обессиленно упал на кровать. Разбудила его Марина, которая метеором влетела в комнату и опустилась перед ним на колени. Овеченский вздрогнул.

— Ну и смехота получилась, — щебетала Марина. Потом оглянулась, встала, прикрыла поплотней дверь и, придав своему голосу таинственность, зашептала: — Дай честное слово, что все останется между нами.

У Акима Акимовича по спине пробежал холодок, но он старался казаться спокойным. Деланно зевнув, спросил:

— Опять какие-нибудь нелепости?

— Нелепости?! Ты знаешь, где я была? В самой главной милиции!

Аким Акимович хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он кивнул и еле-еле выдавил из себя:

— К-какой милиции, за-ач-чем?

Марина, не заметив его испуг, продолжала:

— Собралась я уже ехать на вокзал, вышла из дому, и вдруг ко мне подходит молодой мужчина и называет меня по имени и отчеству. (У Овеченского начали подрагивать колени.) «Есть, — говорит, — необходимость побеседовать с вами». Я смотрю в его карие глаза и отвечаю: «А вы не боитесь моего жениха? Он у меня очень сильный». Мужчина отвечает: «На любовь вашего жениха никто не посягает». Ну, в общем, показывает он мне такую маленькую красную книжечку. Я читаю: «Московский уголовный розыск», — и сажусь в «Волгу». (Зубы Овеченского уже выбивали дробь.) В главной милиции со мной разговаривал такой симпатичный старикан. Умора. И, ты думаешь, о чем? Помнишь, я тебе рассказывала, что была в ресторане с приятельницей и у меня ночевал сын генерала Николай? (Овеченский уже проклинал себя за то, что его угораздило познакомиться с этой пустой девчонкой.) Так вот, этот старикан показал мне фотографию Николая и подробно о нем расспрашивал. Просил даже ни тебе, ни Элле ни о чем не говорить. А люди они хорошие, такие вежливые и деликатные. Даже не поинтересовались, кто я, чем занимаюсь, кто мой жених, что это за Элла Викентьевна.

«Пуста как пробка, — думал Овеченский. — Прежде чем тебя, дорогуша, вызвать, они всю твою подноготную изучили. Как бы ты на хвосте кого не принесла... Пора кончать дачный сезон и сматывать удочки. Что им стоит докопаться...»

— Я вижу, тебе неинтересно, — надула губки Марина, вскочила и закружилась по комнате. — А я есть хочу. Будем завтракать, — она поцеловала любовника и убежала на кухню.