Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]

«Германскому правительству

Берлин

Согласно решению, принятому Центральным Исполнительным Комитетом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 24 февраля в 4? часа ночи, Совет Народных Комиссаров постановил условия мира, предложенные германским правительством, принять и выслать делегацию в Брест-Литовск»[8].

Теперь самое срочное, самое неотложное состояло в том, чтобы передать это германскому правительству.

Василий Баландин не слышал, как троекратно прозвонил в его комнате телефон.

— Товарищ Баландин, вставайте! Немедля! Быстрей! — Разморенный сном, адъютант не сразу увидел перед собой К. А. Мехоношина. — Отправляйтесь в Смольный. Вас ждет главковерх.

Был уже шестой час утра. В комнате управления делами Совнаркома кроме Крыленко находился секретарь СНК Н. П. Горбунов.

— Что же вы так долго? — выговорил Крыленко.

— Мы гнали автомобиль на полном газу…

— И все-таки долго! — Крыленко посматривал на настенные часы. Казалось, он отсчитывает каждую секунду. — Пройдите сюда. Вас соединят по телефону с квартирой товарища Ленина.

Баландин вошел в соседнюю комнату. Дежурный телефонист — рабочий парень — несколько раз крутнул[9] ручку разговорного аппарата и передал трубку.

Услышав ответ, Баландин назвал себя.

Дальнейшее происходило в кабинете Ленина.

Баландин слушал стоя — как военный, получающий боевой приказ.

Напутствуя дипкурьера, Владимир Ильич сказал, что ВЦИК и Совнарком постановили германские условия мира принять. Сообщение об этом с минуты на минуту будет передано по радио в Берлин. Но кроме того, ответ надо доставить в письменном виде. Баландин должен немедленно отправиться навстречу германским войскам и передать ответ Советского правительства германскому командованию — там, где это окажется возможным.

Совершался один из самых крутых поворотов истории новой России и революции. Многим этот шаг казался безнадежным. «Принимать германские условия — да это же самоубийство!» — можно было слышать в те дни. Но когда Баландин увидел Ленина, всмотрелся в его лицо, в измученные бессонницей глаза, полные, однако, спокойствия, понял и почувствовал: Ленин верит в то, что в итоге принесет Советской России выигрыш, победу, а не поражение!

«Я стоял перед Лениным изумленный, не проронив ни слова, — вспоминал позже Баландин. — Больше всего меня поразило спокойствие, которое чувствовалось в нем… Он просто излагал, что я должен сделать в этот ответственный, напряженный момент…»

Баландин вернулся в комнату управления делами Совнаркома. Н. П. Горбунов вызвал машинистку, дал ей перепечатать какой-то листок, потом, когда она принесла, зашел в кабинет Ленина и, возвратившись, подал Баландину документ:

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Сим удостоверяется, что предъявитель сего мандата, Василий Баландин, уполномочен Советом Народных Комиссаров передать Германскому Верховному Командованию официальный ответ Русского Правительства на условия мира, предлагаемые Германским Правительством. Он же уполномачивается[10] принять официальный пакет от Германского Правительства, если таковой будет, для передачи его Русскому Правительству.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)[11]

.

Первый и второй экземпляры мандата были подписаны лично Владимиром Ильичем.

Распишитесь в получении, — сказал Горбунов и положил перед Баландиным копию удостоверения.

«Оригинал получил. В. Баландин. 24/II — 18 г.» — написал дипкурьер.

После этого Горбунов вручил Баландину запечатанный пакет с ответом Советского правительства. На копии этого документа дипкурьер тоже расписался.

Всего лишь сорок слов содержалось в ленинском документе. Но как много значили они! В них была сейчас судьба республики и революции!

Второй пакет вручил Василию Баландину главковерх Крыленко. Это было обращение к ставке германской армии — считать действительным ранее заключенное соглашение о перемирии и требование, чтобы немецкие войска немедленно прекратили военные действия и не продвигались на восток.

— В ваше распоряжение, — пояснил Крыленко дипкурьеру, — выделен специальный поезд и отряд матросов под командованием товарища Приходько. Матросы уже на Варшавском вокзале. Заезжайте на Мойку, договоритесь, чтобы вам дали переводчика, и сразу — на Варшавский! Помните: ни минуты промедления!

В Наркомате по военным делам Баландин обратился к Подвойскому.