ДОЛГ И ОТВАГА

И тут же, словно отвечая на вопрос Георгия, загрохотал главный калибр.

Однажды, когда дверь была открыта (только так можно было проветрить каюту), из артиллерийского отсека донеслось: «Нордкап!» Дипкурьеры насторожились. Нордкап — норвежский мыс. Караван проходит мимо Нордкапа? Или уже миновал его?

В памяти всплыла карта Норвегии. Ее внимательно изучали Николай и Георгий в лондонском посольстве. Норвегия казалась тесаком, древним-древним, с лезвием, изъеденным ржавчиной времени и холодными северными водами. И столько «мысов» на «тесаке»!

Нордкап где-то вверху. Выше от него, в стороне, на северо-западе,— остров Медвежий. Ставший хищным остров, кровожадным.

Ведь на Медвежьем сейчас фашистская военная база.

В сентябре минувшего года вот так же, как теперь, мимо Медвежьего пробивался караван в Мурманск. И был в караване теплоход «Сталинград». На нем находились два дипкурьера — Иван Хромов и Николай Шмаков. Теплоход торпедировала гитлеровская подводная лодка. Корабль быстро погружался. Спастись удалось лишь немногим из экипажа. Дипкурьеры до конца выполнили свой долг.

Погибли два бойца. На их место встали другие. И тоже плыли тем же опасным путем. Не раз и не два. Сейчас настал черед Зайцева и Костюченко. Георгия записали в дипломатическо-курьерскую связь сразу же после героической гибели Хромова и Шмакова. Спросил: кто же эти парни? Два крестьянских сына (Хромов — из Ивановской области, Шмаков — из Подмосковья), получили образование, были приняты в ряды Коммунистической партии. Поднимались с одной трудовой ступеньки на другую. Наконец на самую сложную, трудную и почетную в их биографии — дипкурьерскую.

На столе заведующего отделом лежали портреты погибших — официальные, для документов. Волевые подбородки, прямой, открытый взгляд. Да, такие пройдут сквозь пламя, сквозь железо, не зная страха! Официальные фотокарточки… Но на них ощущалось обаяние Ивана и Николая. Казалось, вот-вот они улыбнутся — широко, дружески, сердечно.

…И вот Костюченко и Зайцев на том же маршруте, каким плыли Хромов и Шмаков.

Понимали: диппочта — дело срочное, если везти ее в Москву кружным путем через Африку, Ближний Восток, уйдет с полгода. Да и много ли втащишь в чужой военный самолет, который почти всегда загружен до предела! Пришлось бы распределить диппочту на несколько рейсов.

Война торопит! Она бьет тех, кто замешкается, промедлит. Надо быстрее! Риск? Конечно. А кто в такое время не рискует?

И еще тверды были уверенностью: любой из их товарищей мужественно встречал, не дрогнув, самую грозную опасность. «Все дипкурьеры — из одного материала. Крепкого! Верно, ребята?» — обратился Георгий мысленно ко всем, кто сейчас с диппочтой Родины ехал где-то в поезде, летел в бомбардировщике, плыл в подводной лодке или на торговом корабле в других морях и океанах.

— Далеко до Медвежьего? — спрашивает Николай.

— Наверное, уже близко… Почтим память Хромова и Шмакова.

Встали. Помолчали. Потом Зайцев тихо сказал:

— Мне рассказывали такую притчу: там, где падает мертвым солдат, поднимается в его честь дуб. Пусть не сразу, пусть через много лет, но обязательно вырастет. Ну а если человек погибает на море?

— Не сомневаюсь, что и тут есть притча. Возможно, даже трогательней, красивей. Но и без притчи мы с тобой знаем: остается память. Память людей. Долгая, вечная. И не только память. Все лучшее, что было у героев, вливается в новых бойцов, помогая довершить правое дело, отомстить врагу за погибших друзей.

Георгий говорил медленно, подыскивая слова, достойные такой минуты.

— Помнишь — на памятнике Теодору Нетте:

Смерть наша будет отмщена Грядущей пролетарской местью.

…Кнопка вызовов давно уже не нажималась. Вновь и вновь стучит в сердце вопрос: что там, наверху? Единственная возможность — спросить у Роберта. Но что может поведать рядовой матрос? «Артиллерийская дуэль. С кем? Конечно, с фашистской эскадрой». Вот и все. А результаты дуэли?..

Вдруг орудия смолкли. Это было неожиданно и непривычно. Молчание длится час, два, пять…

Внезапно распахнулась дверь. Помкэп!

— Хау ду ю ду, джентльмены! — прогремел его бас.

Джонсон чисто выбрит, только синева под глазами выдает его усталость.

— Какие новости? — торопливо спросил Георгий.

— Бой провели успешно. Конечно, потери есть. С обеих сторон. Что ж, война… На этот раз огонь противника был значительно слабей. Опасная зона пройдена. Теперь я выполняю наконец вашу просьбу — можно подняться на верхнюю палубу.

Николай и Георгий переглянулись.

— Давай первым. По традиции,— сказал Николай.

Георгий шагнул вслед за помкэпом, спросил:

— Сколько кораблей каравана потоплено?

— О, совсем немного! (о числе умолчал).

Равнодушное «совсем немного» резануло. Джонсон

это почувствовал.

— Что вам беспокоиться о караване? Вы целы — и хорошо. Нет?

Джонсон был задет.