Долг. Мемуары министра войны

В тот же день ко мне пришел Джонс, чтобы поделиться сомнениями по поводу планов Маккристала. На совещаниях в Ситуационном центре он почти не подавал голоса. Джонс сказал: «Сто тысяч американцев в подчинении РК [регионального командования] «Юг» и РК «Восток» – просто дух захватывает. Но чего-то недостает, какого-то клея, который скрепит все вместе. Где общий план по Афганистану, включая роль НАТО?» Джонса тревожила также «упертость» военных – либо 40 000 человек, либо вообще никого не надо. Джим сказал, что ответственным за эту упертость считают Маллена и «вообще к нему в Белом доме неоднозначное отношение», хотя президент вроде бы в число недовольных не входит. Я снова отделался привычными комментариями – сказал, что о какой-либо организованной кампании, тем более о заговоре, рассуждать просто смешно, что заявление Маккристала в Лондоне – всего лишь устный ответ на вопрос, а Майк уже признал, что его слова на слушаниях в сенате были глупой ошибкой. Я добавил, что атмосфера в Белом доме, на мой вкус, становится ядовитой, особенно это касается Донилона, который постоянно отзывается о Маллене и других военных руководителях, употребляя фразочки вроде «самоуправство и вседозволенность». Меня бесит, что человек, который никогда не служил в армии и даже в Афганистан ни разу не летал, смеет обвинять боевых командиров в чем-то подобном да еще поучает, как и где, к примеру, развертывать вертолетные эскадрильи. Джонс признал, что надо бы «угомонить Тома, пока не заболтался».

Увы, на следующий день дерьмо, как говорится, снова полетело в вентилятор. Примерно три недели назад президент сказал мне, что хочет побеседовать с глазу на глаз с заместителем председателя Объединенного комитета начальников штабов генералом Картрайтом, дабы выслушать его собственную точку зрения на ситуацию в Афганистане. Я сказал тогда президенту, что, если о встрече с Картрайтом станет известно, Маллен наверняка почувствует себя уязвленным. Я посоветовал Обаме никому больше не говорить о своем намерении и предложил ему встретиться с Картрайтом в субботу в своей резиденции. Встреча состоялась во вторник, 20 октября, когда я был в Японии. Несколько человек в Белом доме знали о ней. Маллен не знал. А через неделю об этой встрече Джим Джонс рассказал Майку.

Маллен пришел ко мне и, что называется, с порога заявил, что чувствует себя преданным – Джонсом, Картрайтом и даже, возможно, мной. Встреча Обамы с Картрайтом, сказал он, продемонстрировала, что президент ему не доверяет. Он спросил, почему президент просто не уведомил его о своем желании встретиться с Картрайтом (последнего-то обязали хранить тайну). Майк прибавил, что Картрайт теперь пребывает в полной растерянности, а сам он гадает, как ему себя вести на перспективу. Я понял эти слова так, что Майк подумывает об отставке. Я описал ему все, что предшествовало встрече, и упомянул о своем совете президенту. Я признал, что, вероятно, допустил ошибку, что, пожалуй, мне следовало рекомендовать Обаме не вести «сепаратные переговоры» за спиной Майка. Потом Маллен спросил, что я могу посоветовать ему, и я сказал, что совершенно не хочу оставаться на посту министра без него в должности председателя ОКНШ, поскольку он мой друг, поскольку я безоговорочно ему доверяю, – и мне очень неловко, что так получилось. Я добавил, что президент поставил всех троих – Маллена, Картрайта и меня – в идиотское, не побоюсь этого слова, положение. Мы договорились, что каждый из нас попробует приватно пообщаться с президентом.

Майк хотел ясности о якобы затеянной военными «кампании», об отношении президента лично к нему и об отношении администрации в целом к военным. Несколькими неделями ранее президент «надрал нам задницы», как выразился Маллен, за публичные выступления военных. Обама тогда сказал: «Что касается Афганистана, мои избиратели оценят, если я схлестнусь с военными по вопросам политики в Афганистане». Эти слова, несомненно, встревожили Майка (как и меня самого), и Маллен логично предположил, что отныне мы с президентом играем в разных командах. После встречи с Майком я позвонил Раму Эмануэлю и попросил устроить мне на следующий день частную пятнадцатиминутную аудиенцию у президента. Я сказал, что речь пойдет о кадрах, но не обо мне лично. Рам уточнил: «Майк?» Я ответил утвердительно.