Долг. Мемуары министра войны

Двадцать седьмого сентября я получил предварительный доклад о результатах исследования. Отрадно было, что от 15 до 20 процентов респондентов увидели положительные последствия отмены закона НСНГ; от 50 до 55 процентов заявили, что отмена слабо или вообще никак не повлияет на боеспособность подразделений и на возможность выполнения боевых задач. Около трети оказались против. Среди них большинство составляли солдаты и офицеры сугубо «мужских» боевых частей – будь то сухопутные войска, подразделения специального назначения всех родов войск и особенно морская пехота. Исследование снабдило нас весьма полезной информацией по проблемным областям, которые потребуют особого внимания и дополнительных усилий, предваряющих вступление в силу нового закона. Даже опираясь на предварительные данные, можно было с уверенностью сказать, что недовольство новым законом ниже, чем ожидалось. Реализация новой политики наверняка столкнется с определенными трудностями, однако, судя по полученным результатам, глобального противодействия не будет. Словом, уже предварительный доклад точно убедит сенат принять новый закон.

Разумеется, стоило мне решить, что все в порядке, что мы наконец-то нашли возможность отменить НСНГ и не развалить армию, – вмешался суд, и начался хаос. 9 сентября судья федерального окружного суда Вирджиния А. Филлипс в Сан-Диего постановила, что закон НСНГ является антиКонституционным. 12 октября она отвергла просьбу администрации восстановить действие закона и выдала предписание военным более не принимать во внимание данный закон. Мои самые большие страхи стали явью. И случившееся спровоцировало конфронтацию с президентом (худшего конфликта между нами не бывало).

Когда судья Филлипс выпустила свой запрет, я находился в Брюсселе на совещании министров обороны стран НАТО. Президент позвонил мне 13-го и сказал, что готов искать способы отсрочить вступление в действие судебного решения, но мы должны найти возможность «подвесить» его исполнение до тех пор, пока конгресс не начнет действовать – точнее, как он выразился, «не покончит с этим подвешенным состоянием». Я ответил, что, как мне кажется, закон 1993 года остается в силе до рассмотрения апелляции, которую, конечно, сразу же нужно подать. И предложил, чтобы Джей Джонсон, юрисконсульт Белого дома Боб Бауэр и представители министерства юстиции вместе обсудили, какие варианты поведения «нам доступны в рамках законодательства». Президент согласился созвать такое совещание, но отметил, что «необходимо быстро и решительно снизить накал страстей».

Линия фронта, которая пролегла на следующей неделе между Белым домом и министерством обороны – между президентом и мной, – оформилась в тот же вечер, когда состоялось предложенное мною совещание юристов. Бауэр заявил, что министерству юстиции следует искать возможность отсрочки судебного решения и подать апелляцию на постановление судьи Филлипс, а также заявить суду, что мы приостановим любые дальнейшие разбирательства относительно отмены НСНГ до вынесения решения в суде Девятого округа (это наиболее либеральный судебный округ в стране). Джонсон и Рангел возразили: такой шаг юридически недопустим, с учетом долгой истории применения закона НСНГ министерством обороны. Они напомнили Бауэру, что администрация отвергла аналогичные обоснования, когда сенатор Левин в начале года призывал к мораторию на увольнения, и сказали, что ожидают репутационных потерь, если администрация внезапно откажется от соблюдения законодательства. Обсуждение зашло в тупик. Представители Белого дома сообщили, что доложат обо всем президенту.

Хотя я по-прежнему находился за границей, нам с президентом организовали новый телефонный разговор 15 октября. Перед звонком Обамы Джонсон сказал мне, что из слов Бауэра понятно: президент «очень хочет» приостановить «сексуальную сегрегацию» на временной основе в ожидании решения по апелляции; он «долго и мучительно размышлял» предыдущие два дня. Джонсон сказал Бауэру, что я тоже «сильно озабочен» и что президенту нужно знать – мы с ним значительно расходимся во мнениях.

С борта своего самолета я переговорил с Малленом, Джонсоном и Рангелом. Я сказал им: «Знаете, от смены часовых поясов у меня голова кругом идет. Как прикажете изображать защитника Конституции в беседе с президентом, который у нас специалист по конституционному праву?» Рангел предложил просто подвергнуть сомнению разумность и правовую обоснованность приостановки сегрегации, не оспаривая идею в целом. «По-моему, отсрочка означает, что закон действует во всей полноте, – ответил я. – Думаю, тут ничего сложного, либо черное, либо белое. Закон или есть, или его нет».

Когда президент позвонил, то сразу сказал, что хочет приостановить исполнение закона на тот срок, пока дело рассматривается судом Девятого округа. Бауэр и Джонсон переговорили с юрисконсультским управлением министерства юстиции (это структура, которая оценивает законность действий правительства), и там подтвердили, что такое возможно. Мои возражения президент предпочел не услышать.