Долг – Отечеству, честь – никому…

В начале июня 1833 года флигель-адъютант Александр Казарский едет в Николаев, тогдашнюю столицу Черноморского флота. По пути туда он ненадолго останавливается у супругов Фаренниковых, проживавших в своём имении в двадцати пяти верстах от города. Хозяева отметили, что обычно весёлый, в этот раз их друг был несколько подавлен, задумчив и нервозен.

Фаренникова: «Не по душе мне эта командировка: предчувствия у меня недобрые, ах! недобрые… Сегодня я уезжаю… вас прошу приехать ко мне в Николаев в четверг: вы мне там много поможете добрым дружеским советом – а в случае, не дай Бог, что, я хочу вам передать многое».

Спустя несколько дней после расставания с Фаренниковыми к ним из Николаева прибыл вестовой с известием, что Казарский при смерти. Примчавшись в город, супруги застали своего друга в доме его родственника Охоцкого.

Из показаний Василия Охоцкого следственной комиссии о его родственных отношениях с покойным Казарским: «Я имею пояснить, что я Казарскому есть родственник дальний, так что я был женат наипервее на дочери канатного мастера Астапова, Мелании Захарьевой, мать коей Настасья была по женскому происхождению племянницей Василью Семёнову Казарскому, а сей двоюродным дядей покойному флигель-адъютанту Александру и брату его Николаю Казарским. Чиновник, находящийся не у дел, 7-го класса, Василий Охоцкий».

Что было дальше – мы знаем: смерть Казарского и вид его мёртвого тела глазами Фаренниковой: «…Я подошла к покойнику, взглянула на него и невольно отшатнулась, так он был неузнаваем! Голова, лицо распухли до невозможности, почернели как уголь; руки опухли, почернели, аксельбанты, эполеты – всё почернело!»

Иван Горбунов: «На другой день тело его, вследствие сильных жаров, стало быстро разлагаться. Это дало повод дальнему родственнику покойного, «чиновнику не у дел» 7-го класса, Охотскому, заподозрить признаки неестественной смерти. Николаевский 1-й гильдии купец Коренев сочинил кляузный донос, аудитор 10-го класса, Рубан, придал ему литературную аудиторскую форму; писарь Фирсов переписал и автор вручил рукопись жандармскому полковнику Гофману, с приобщением письма денщика Казарского к своему благоприятелю, наводящего некоторые сомнения на счет смерти его барина. Рукопись воздействовала».

Колесо закрутилось! Шум, поднятый николаевцами вокруг смерти Казарского, докатился до столицы.

8 октября 1833 года шеф корпуса жандармов Александр Бенкендорф[48] передаёт императору записку следующего содержания: