— У меня есть кое-какие связи среди криминала, так что могу поспрашивать, — говорит Джес. — Если Соло действовал безрассудно, то мог случайно привлечь к себе лишнее внимание.
— Хорошо, — соглашается Норра. — Смахну пыль с «Мотылька» и полечу туда, где Чубакка попал в плен к Империи. Возможно, узнав, где в итоге оказался второй пилот Соло, сможем сузить область поиска.
— Тогда — за работу, — кивает Джом.
Каждый знает, что должен делать. Джес направляется к выходу, преднамеренно опережая Джома, чтобы никто, включая его самого, не решил, будто она какая-то влюбленная по уши звездная корова с поволокой в глазах, одуревшая от похоти. Но при всем при этом внутри ее продолжается мысленная борьба: «Какое тебе, собственно, дело, что подумают другие? Признайся — сейчас ты вскарабкалась бы на него, словно на стремянку».
От подобных мыслей настроение портится.
Снаружи уже ждет Синджир, и от его вида настроение у нее портится еще сильнее.
Он широко улыбается, словно проказник-мальчишка, спрятавший кошелек с кредитами матери.
— Что? — спрашивает она, принимая оборонительную позицию.
— Ты… — говорит он.
— Что — я?
— Ты так и не спросила.
— Не спросила о чем? Выражайся яснее, Син, а то полетишь с платформы. Я сейчас не в духе.
— Сколько платят.
— Я сказала — выражайся яснее…
Он закатывает глаза — его явно раздражает, что до нее не доходит.
— Ты даже не спросила, сколько нам заплатят за поиски пропавшего Соло, Джес. Ты не спросила про премию. Или про награду. Вообще ничего.
— Я… — У нее перехватывает дыхание, грудь сковывает леденящая паника. Он прав — она не только ничего не спросила, хуже того, даже об этом не задумалась. — Да и так понятно, что без награды не обойдется, — лжет ему Эмари. Хотя на самом деле в первую очередь она врет самой себе. — У Леи денег — нуны не клюют, и, естественно, за спасение Соло нам должно достаться от щедрот. А даже если и нет — здорово, когда перед тобой в долгу алдераанская принцесса.
Она убеждает себя, что все это чистейшая правда, которую следует воспринимать как данность. Естественно, оно того стоит.
— Да ты посмотри на себя. Тут же дала задний ход.
— Иди ты… знаешь куда, Рат-Велус.
Синджир подмигивает и сдавленно хихикает. Джес, громко топая, уходит прочь.
«Я здесь не для того, чтобы заводить друзей», — раз за разом мысленно повторяет она, пока слова не теряют всякий смысл.
Глава десятая
Масу Амедде неспокойно. Он много дней не спал и почти ничего не ел. Он стал заложником правительственной структуры, которую сам же и помогал создавать, — правительства, которое в нем больше не нуждается. Какое-то время Амедда надеялся, что сумеет решить этот вопрос, сдавшись Новой Республике, и пусть они делают с ним что хотят. План казался ему беспроигрышным и даже каким-то сверхъестественным образом внушал уверенность в своих силах — по крайней мере, он сам сделал выбор, приняв решение сдаться. Ибо все остальное было ему неподвластно, за исключением мелких административных деталей.
Как же одиноко быть главой умирающей Империи!
Он всего лишь номинальная фигура, а может, и того хуже. Его даже не выводят на публику. Его кабинет и покои превратились в тюрьму — именно здесь он проводит больше всего времени, принимая пищу, смотря передачи по Голосети и размышляя о своем будущем, вернее, о его отсутствии.
Все должно было сложиться совсем не так.
Палпатин должен был остаться в живых. Император являлся столь же неотъемлемой частью Галактики, как ее Ядро, столь же фундаментальной, как Императорский дворец. Неподвластный времени и смерти.
Но оказалось, что он не таков.
Он мертв. А Мас Амедда жив.
Мас жалеет, что тоже не умер.
У него уже заготовлен план. В его кабинете в самой высокой башне дворца есть балкон, с которого открывается вид на обширный императорский тронный зал. Естественно, как и весь дворец, он защищен отражающим экраном. Но экран способен остановить лишь энергетический заряд, а физическое тело легко его преодолеет.
Он пойдет к себе в кабинет, выйдет на балкон…
И прыгнет.
Вряд ли кто-то сильно расстроится. С чего бы? Иллюзия единой сплоченной Галактической Империи долго не продержится. Она уже пошла трещинами и крошится, словно мягкая выпечка в его пальцах.
«Вы же администратор, — сказала Мон Мотма. — Вот и администрируйте».
Сегодня в списке его административных дел лишь один пункт: собственная смерть.
Рассеянно войдя в кабинет, он не сразу замечает голубое сияние в дальнем его конце. Что-то мерцает перед массивным выпуклым окном, подобно огромному глазу, обозревающему Федеральный район. Амедда осторожно приближается к столу, глядя на неподвижное голографическое изображение.
В центре стола — проектор. На нем — кристалл.
Амедда смотрит на самого себя — на голограмме он сам, словно призрак в окружении Палпатина и еще четверых. Он узнает Скрида, Рансита, Юларена…
Четвертый, однако, всего лишь мальчишка. Амедде требуется несколько мгновений, чтобы узнать в нем…