Долгая долина

– А потом вы больше никогда в горы не ходили? – спросил Джоди.

– Нет.

– И не хотели?

Вдруг лицо Гитано напряглось.

– Нет! – резко ответил он, давая понять, что не хочет об этом разговаривать. Мальчика одолело нестерпимое любопытство. Он никак не мог уйти и опять засмущался.

– Хотите сходить в конюшню посмотреть на лошадей? – спросил он.

Гитано встал, надел шляпу и приготовился идти.

Вечерело. Они стояли возле поилки и смотрели, как лошади сходят с холмов на вечерний водопой. Гитано положил свои большие сучковатые руки на верхнюю балку забора. У корыта собралось уже пять лошадей: напившись, они трогали губами землю или терлись боками об отполированные доски забора. И только потом, когда все лошади уже давно напились, с холма медленно спустился старый конь. У него были желтые зубы и копыта, плоские и острые, как лопаты. Из-под кожи на боках выпирали ребра. Он подбрел к корыту и долго, громко пил.

– Это старый Истер, – пояснил Джоди. – Самый первый конь моего папы. Ему уже тридцать лет. – Он внимательно посмотрел на Гитано.

– Плох совсем, – заметил тот.

Из конюшни вышли отец Джоди и Билли Бак.

– Слишком стар, чтобы работать, – повторил Гитано. – Только и может, что есть. Скоро помрет.

Карл Тифлин услышал последние слова. Он был зол на себя за жестокость к несчастному старику и оттого снова повел себя жестоко.

– Лучше бы нам пристрелить Истера, – сказал он. – Только зря мучается от болей и ревматизма.

Он украдкой покосился на Гитано: понял ли тот, куда он клонит? Но большие костлявые руки старика даже не шевельнулись, а черные глаза по-прежнему смотрели на лошадь.

– Стариков нечего мучить, – продолжал отец Джоди. – Один выстрел – и дело с концом. Ну, грохнет, ну, больно ненадолго станет – зато потом никакого ревматизма и гнилых зубов.

Тут вмешался Билли Бак:

– Они всю жизнь трудились и теперь имеют право на отдых и покой. Пусть себе гуляют без дела!

Карл не отрывал уверенного взгляда от костлявой лошади.

– Теперь уж и представить нельзя, какой Истер был красавец в молодости, – тихо проговорил он. – Шея длинная, грудь мощная, брюхо подтянутое. Барьер из пяти перекладин враз брал! Да и скачки я на нем выигрывал, когда мне пятнадцать лет было. Сотню-другую всегда мог на нем заработать. Эх, какой был красавец! – Тут Карл опомнился и мысленно выругал себя за мягкотелость. – Но теперь его надо пристрелить.

– Он имеет право на отдых, – упорствовал Билли.

Тут Карлу на ум пришла забавная шутка.

– Если б на холмах росла яичница с ветчиной, я бы тебя тоже выпустил попастись, – сказал он старику. – Но я не могу позволить тебе пастись на моей кухне.

Они с Билли зашагали к дому и еще долго смеялись по этому поводу.

– Вот было бы славно, если бы яичница на холмах росла!

Джоди понял, что отец нащупывает у Гитано слабое место и хочет ударить его побольнее. Его и самого часто так щупали. Отец знал все слабые места сына, поэтому его слова никогда не проходили даром.

– Вы его не слушайте, он болтает только, – сказал Джоди. – Никогда он Истера не убьет, шибко любит. Это ведь его первая лошадь.

Солнце село за холмы, пока они разговаривали, и все на ферме притихло. В темноте Гитано почувствовал себя увереннее. Он издал губами странный резкий звук и протянул через забор одну руку. Старый Истер приковылял к нему, и Гитано погладил его худую шею.

– Нравится? – тихо спросил Джоди.

– Да… но плох он совсем.

Со стороны дома донесся звон треугольника.

– Ужин! – вскричал Джоди. – Пойдемте ужинать!

Когда они зашагали к дому, он заметил, что ходит Гитано прямо, как молодой парень, а старость угадывается только по дерганым движениям и шарканью ног.

На нижние ветви кипариса у барака тяжело уселись индейки. Через дорогу перебежал жирный фермерский кот с огромной крысой в зубах – ее хвост волочился по земле. Перепела на склонах холмов все еще пронзительно созывали друг друга к водопою.

Джоди и Гитано подошли к заднему крыльцу, и миссис Тифлин посмотрела на них сквозь сетчатую дверь.

– Поторопись, Джоди. Пора ужинать, Гитано.

Карл и Билли Бак сидели за длинным столом, покрытым клеенкой, и уже начали есть. Джоди сел на стул, не отодвигая его, а Гитано замер в дверях, держа свою шляпу, пока Карл Тифлин не поднял голову и не пригласил его за стол:

– Садись, садись! Хорошенько набей брюхо перед дорогой.

Карл боялся, что в последнюю минуту сжалится, позволит старику остаться, а потому все время напоминал себе, что этому не бывать.

Гитано положил шляпу на пол и с отсутствующим видом сел за стол. За едой он не потянулся. Карл сам передал ему тарелку:

– Ну, налетай!

Гитано ел очень медленно: мясо резал крошечными кусочками, а картофельное пюре делил на небольшие кучки.

Тревога не отпускала Карла Тифлина.

– Родня-то у тебя есть в этих краях? – спросил он Гитано.

– В Монтерее живет зять. Да и двоюродные братья есть, – не без гордости ответил тот.

– Ну, вот у них и поживи.

– Да ведь родился я здесь, – с легким укором сказал Гитано.

Из кухни пришла мама Джоди, неся большое блюдо с пудингом из тапиоки.