Долгая дорога домой

Пришло письмо от моей дорогой сестренки Наджие. Она писала, что там, где она живет, татары умирают целыми семьями. Хоронить некому. Все люди голодные. Сообщила, что с Урала приехал отец, но маму он уже не застал, так как она умерла от голода. Писала, что с приездом отца стало немного лучше. Он косит сено, зарабатывает деньги. Второй денежный перевод я сделал на 400 рублей. Его получил уже отец. Он даже купил одну лепешку и 100 граммов водки. Сказал чайханщику: «Это от сына!»

В лагере я постепенно научился стричь и брить людей. Дополнительно к машинке купил помазок, так бритвы у меня были.

Я всегда любовался тем, как брил людей мой приятель Науменко. Он делал длинные движения бритвой – от виска до подбородка одним махом. Очень быстро брил. Другие брадобреи делали движения бритвой мелкими. Науменко говорил, что его бритва из шведской стали Swisstal – лучшая в мире сталь для таких вещей.

Однажды я сказал ему, что если когда-нибудь он задумает ее продавать, то я первый на нее покупатель. Такой случай подвернулся очень скоро. Возвращаясь в лагерь из увольнения, я встретил Науменко. Его под конвоем вели в тюрьму. Он остановился и сказал, что хочет продать бритву, спросил: сколько у меня с собой денег? Я сказал, что 130 рублей, да еще в мешке буханка хлеба. Он вынул из кармана бритву и черный оселок. Лизнул его языком, направил бритву, провел по ногтю большого пальца и отдал бритву мне.

– В тюрьме бритву все равно отберут, а оселок мне дороже всего – он бельгийский.

Забрав хлеб и деньги, он пошел в город вместе с конвоиром.

Между поселком Лосево, где располагался наш лагерь, и поселком Фрунзе в трехэтажном доме тоже был лагерь, но для немецких военнопленных. Он был больше похож на общежитие. Их почти не охраняли. Кормили по седьмой армейской норме пять раз в сутки. Давали молоко, кофе, компот. На обед было первое и второе блюда. Когда мы проходили мимо их дома, то улавливали вкусные запахи. Все было не так, как у нас: суп-баланда и чай из мяты, да полбуханки хлеба на весь день. Я невольно вспоминал о том, как кормили меня в немецком лагере.

Каждый божий день извозчик на белой лошади, запряженной в повозку, вывозил из морга нашего лагеря мертвецов, причем делал это иногда по нескольку раз в день. Говорили, что он сбрасывал их в большую, длинную яму. Эти трупы почему-то называли «сухариками». Бывало, что он вывозил по 50 «сухариков» в день. В марте – апреле в лагере разразился брюшной тиф.

После убийства командующего фронтом генерала Черняховского со всей округи, где было совершено нападение, было принято решение в целях профилактики эвакуировать все население в возрасте от 16 до 60 лет. Один эшелон этих людей привезли в наш лагерь. Их было около 2 тысяч. Большинство из них были женщины. Как и нас, их пропустили через баню, дезкамеру.

Со мной очень дружил начальник медицинской службы лагеря, капитан медслужбы. Это был высокий, красивый, вежливый человек. Я всегда брил ему голову. По этому поводу он пригласил меня со своим инструментом в баню. Мы вдвоем осматривали волосы головы, подмышки и лобки голых женщин и девушек. При обнаружении вшей, гнид стригли все волосы. Только после осмотра их пускали в баню. Баня была большая, вместимостью до 100 человек.

Среди этих женщин были полячки, русские, немки, голландки, француженки и другие. Все были очень красивые, фигуристые. Эти красивые женщины были женами немецких офицеров. Они их брали с захваченных территорий, с ними жили, а потом отсылали к своим родителям ждать окончания войны и возвращения домой. После выхода из бани они собирались в ожидании своей одежды из дезинфекции. После купания они казались еще приятнее и красивее. Любо на них было смотреть.

Наряду с этим было обнаружено восемь женщин, больных сифилисом. Их, бедняжек, держали возле проходной под навесом, со всех четырех сторон огороженной колючей проволочной сеткой. Все подходили и с презрением на них смотрели. Затем их отвезли на лечение в Харьков.

По вечерам во дворе перед бараком устраивали танцы под гармошку. Место было огорожено проволочной сеткой. Через двери туда никого не пускали. Кое-как я иногда проникал туда и иногда танцевал. Меня поместили в новый барак, в маленькую комнату с двухъярусными железными кроватями. Спал я с врачами. В этом же корпусе спали женщины, там же был медпункт и кухня.