Нас приняли вежливо, сказали, что всех выслушают, постараются помочь. Приняв от нас письмо, секретарь по пропаганде прочитал его вслух. Указал на одну ошибку. В письме было написано: «Обратно переселить нас в Крым». Вас туда никто не переселит. Пишите: «Требуем разрешения на возвращение в родные места в Крым, откуда нас депортировали». Не просите, а требуйте! Все с ним согласились.
Однажды меня нашел мой дядя Якуб Куртиев и сказал, что из Америки приехала наша односельчанка Эсма. Остановилась она у своей сестры Сафие и хочет со мной повидаться. От знакомых я уже слышал, что Эсма живет в Нью-Йорке. Кто-то даже рассказал мне ее историю. Летом 1942 года ее увезли в Германию. Работала она на аккумуляторном заводе. В 1945 году этот город освободили войска союзников. Истощенная, голодная, больная, она сидела на скамейке, не зная, что делать. Какой-то американский солдат привел ее к своему командиру, а тот помог ей уехать в Америку. Там она вышла замуж за крымского татарина, работала, создала семью. У них свой дом. Сейчас она на пенсии и приехала в Узбекистан повидать родных.
Мы с Эбзаде пришли по указанному адресу, но там сидела незнакомая русская женщина. Она сказала, что Эсма и Сафие скоро придут, предложила нам кофе. Приехала Эсма с сестрой. Мы долго разговаривали, вспоминали, расспрашивали ее о жизни в США. Она сравнивала цены на продукты в Ташкенте и Нью-Йорке, и с ее слов мы поняли, что живем не хуже. Русская женщина в разговор не вмешивалась, но внимательно слушала. Мне показалось, что она из КГБ.
На следующий день, когда я возвращался после работы домой, меня догнал знакомый казах и сказал следующее: «Нури ака, ихтиат болымыз кетинизге адам тушти»[194]
. Он быстро ушел вперед, чтобы нас не видели вместе. Не сообразив, в чем дело, я сразу обернулся, но никого нигде не было.Я не сразу понял, что за мной начали следить. Сначала в мой дом пришли из домкома, уличного комитета, махалинского[195]
комитета. Они вели со мной беседы на разные темы. Стал часто мне попадаться на глаза один русский парень. Приезжал он на белых «жигулях». Пытался разговорить меня о Крыме, о национальном движении, о том, что я думаю обо всем этом. Потом подключился еще один человек. Он вызвал меня к себе в кабинет. Задавал разные вопросы, унижал наш народ, называл крымских татар предателями. Предупредил меня, чтобы я не участвовал ни в каких пикетах, не принимал участия в демонстрациях. Я очень часто встречал его то на пути на свою работу, то в другом месте. Мне сказали, что он работает в КГБ. Все это было очень неприятно.Каждый божий день дома были разговоры о Крыме. Эбзаде ночами не спала, думала, мечтала, воображала наше возвращение. К ней присоединился шестилетний внук Дилявер. Они друг у друга отнимали газеты, карты, где было написано о Крыме. По настоянию жены и сына в феврале 1989 года я дал объявление в газету о продаже своего дома. Я делал такую попытку еще в 1988 году. Развесил на столбах объявление, но продать не смог. Просил 60 тысяч, этого должно было хватить, чтобы купить дом в Крыму, так как тогда они там были еще дешевыми.
Я подал заявление об увольнении и, как оказалось, немного поторопился. Дело в том, что я стоял в очереди на автомобиль при Кировском райисполкоме, и ровно через месяц, как я уволился, на мое имя пришло извещение о том, что я могу купить «Москвич-2141». В мое отсутствие его получил следующий по очереди.
Мы договорились с Надыром Куртиевым, сыном дядя Якуба, чтобы совместно на двух машинах выехать в Крым через Красноводск. Мы с Эльзой и сыном объездили попрощаться всех родственников в Паркенте, Янгибазаре, Чирчике, Чигирике, попрощались с соседями.
27 марта 1989 года рано утром проехали мимо ипподрома и взяли курс на Туркмению. Впереди ехал на своей «шестерке» Надыр. Он знал дорогу, так как в 1988 году ездил по ней в Волгоградскую область к родственникам жены. Дорога была свободная. Скорость давали 90–100 километров в час. Бензозаправки с обеих сторон дороги, бензина полно по всей Туркмении. На пароме переехали реку. Вечером первого дня пути остановились возле заправочного пункта. Останавливаться просто на дороге было опасно, так как боялись грабителей. На примусах приготовили себе ужин. К нам подъехали пограничники и проверили паспорта, документы на машину.
Дул сильный ветер. Перед самым городом Красноводском дорога была очень плохая, каменистая, узкая. Я почувствовал что-то неладное в управлении, остановился. Стал осматривать машину и увидел, что заднее правое колесо вышло из оси. Еще метров двадцать – тридцать, и оно бы отвалилось. Надыр, далеко уехавший вперед, вернулся. Он и Энвер сняли колесо и полуось, заклепали ее, поставили на место, и мы поехали дальше. Все это делали на очень сильном ветру и холоде. На дороге был страшный ветер. Он чуть не оторвал дверцу нашей машины, а одного «запорожца» даже опрокинул.