Долгая история (СИ)

Где-то на полпути к Софье, вынырнув из старых лат Ильи Муромца, прицепилось приведение Торгашихи. Беззвучно колыша многочисленными юбками, гремя бусами и периодически поправляя повязанную на призрачной голове косынку, Торгашиха принялась виться вокруг спешащей ведьмы, настойчиво предлагая купить её товар и извлекая из складок юбок то одно, то другое. Софья старательно игнорировала привидение, только изредка на ходу отмахиваясь от некоторых, сунутых ей под самый нос вещей (в которые она явно грозила врезаться). Абсолютно все в Тибидохсе знали, что ничего покупать у Торгашихи ни в коем случае не стоит. Если она предлагала что-то съестное и безобидное — к примеру, булочку опоздавшему на ужин первокурснику — еда обязательно оказывалась отравленной. Если же на продажу шла какая-нибудь симпатичная вещица — блюдо, часы, шкатулка — та со стопроцентной гарантией была проклята. При жизни Торгашиха занималось тем, что ездила по ярмаркам и сбывала лопухоидам смертельно опасные товары из магического мира, за что куда более суровое по тем временам Магщество её в конце концов и казнило. Ходили слухи, что у Торгашихи был договор с самим Королём Привидений: тот поклялся отпустить её дух из призрачного мира дальше, если она продаст живым три тысячи триста тридцать три вещи, ровно на столько же пополнив число его подданных. Само собой, открыть лоток на лопухоидном рынке ей уже не светило. Маги же быстро соображали, что к чему, поэтому приведению Торгашихи приходилось постоянно менять места обитания. В Тибидохсе она безуспешно торговала уже пару лет, но, согласно тому же уговору, не могла перейти на новое место, не продав ничего на старом.

— Ну, смотри, красавица, какой у тебя браслет — нитки какие-то да исцарапанные деревяшки, совсем не подходит к платью! Вот, смотри, у меня серебряный есть, с опалами — прямо под твои кудри… Да куда летишь-то, да ты только глянь, вот, глянь!..

Софья сделала глубокий вдох и около начала узкой винтовой лестницы всё-таки дрыгнула Торгашиху, от бойкого голоса которой у неё к тому времени звенело в ушах. Приведение с базарной руганью всосалось в стену, на прощание сложив из сжимающих непроданный браслет узловатых пальцев фигу.

Бейбарсова, дробно стуча по железной лестнице каблуками, взбежала вверх и оказалась на верхней лестничной площадке одной из налепленных на черепаху Тибидохса башенок-пристроек. Здесь располагалось три одинаковых, обитых клёпками двери. Одна вела в кабинет профессора Клоппа, ещё одна — в класс для занятий. Третья дверь с лестницы не отпиралась, пряча за собой личную сокровищницу ингредиентов профессора. Попасть в неё можно было только через профессорскую спальню, примыкающую к кабинету. При попытке же проникнуть в помещение с лестницы, дверь врастала в камень и просто-напросто переставала существовать — вместе со всеми, кому не посчастливилось в этот момент держаться за ручку.

Зная нелюбовь Клоппа к вторжению в его личный кабинет, Софья постучалась в крайнюю от узкого окна-бойницы дверь. Не дождавшись ответа, потянула ту на себя и самочинно проникла в заставленный партами и мини-очагами класс.

В освещённом единственной тусклой лампой на учительском столе помещении привычно пахло полынью и гарью с котлов. Отблески мерного огонька плыли по облупившемуся лаку исцарапанных ножами парт. По углам, до которых не дотягивался этот хиленький свет, словно хищные животные, припали к полу тени.

Софья, оглядываясь, прошлась по центральному проходу. Она была почти уверена, что в одном из этих тёмных углов пристроился на излюбленном трёхногом табурете профессор.

При первом беглом осмотре Клоппа в округе она не обнаружила. Однако на одной из лавок, вытянувшись вдоль неё и закрывшись рукой от света, навзничь лежал Вадим. На профессорском столе уже валялись какие-то бумаги — судя по всему, Вадимова домашняя работа.

Кроме Софьи, в магспирантуре у Клоппа учились трое. Маленький курс их вышел, к тому же, ещё и интернациональным по женской линии. Розовощёкая Кити перевелась из Магфорда ещё на третьем году школьного обучения, да так потом здесь и осталась. Вопреки законам логики, чужестранное Кейт отчего-то не трансформировалось в Тибидохсе в русское народное Катя. Вместо этого оно претерпело цепочку изменений Кейт-Кэт-Кити и прочно укоренилось на последнем. Некоторые шутники, правда, пошли ещё дальше, и звали Кейт созвучно с названием её любимого шоколадного батончика — Кит-Кэйт. Софья, однако, всё равно предпочитала Кити — из-за огромных ленточных бантов, которые Кити вечно таскала на шее, и которые стойко ассоциировались у Бейбарсовой с огламуренными котятами на тетрадных обложках.