Долгая история (СИ)

Второй иностранкой можно было считать Зою — с ней, правда, всё обстояло несколько сложнее. Передающимся в её семье по женской линии магическим даром — если это можно было так назвать — была особенность влюбляться исключительно в людей отличной от родителей национальности. Таким образом, в каждое поколение Зоиной семьи вливались всё новые и новые гены, создавая иногда дичайшие комбинации во внешности будущих потомков. Формально Зоя являлась русской, в то время, как влюбившаяся в полковника русской армии Алексея Тетерева мать её была татаркой, её бабушка — индуской, и так далее в дебри генофонда. Поэтому ни разу неудивительно было, что Зоя встречалась с англичанкой Кити.

Сухопарый, с такими же высокими, как у Софьи, скулами и с тёмными кругами под пестреющими сеточкой воспалённых сосудов глазами — по которым Софья догадывалась, что он принимает что-то, строго запрещённое не только в Тибидохсе, — Вадим безнадёжно сох по Зое, с которой ему не суждено было быть сразу по двум критериям: он был русским, и он был парнем.

Бухнув свою стопку заданий на стол, рядом с уже присутствовавшей, Софья вернулась к Вадиму и, взяв того за пергаментно-желтое запястье, проверила пульс. Пульс, в отличие от всех остальных признаков жизни, у Вадима присутствовал, и даже довольно бодренький. Софья вернула руку на место.

Она сделала уже пять полных надежды шагов к выходу из класса, когда за спиной у неё раздалось негромко-вкрадчивое:

— А куда это вы собрались, Бейбарсова? Вас родители не научили здороваться с преподавателем при входе в класс?

Софья дёрнула головой, словно от беззвучного чиха, колыхнув платьем, развернулась на месте и очутилась лицом к лицу с безуспешно выискиваемым ею минуту назад профессором практической магии.

Профессор Зигмунд Клопп с прилизанной реденькой шевелюрой, торчащими в стороны ушами, меловой бледностью и запавшими глазами иногда внушал ей примерно те же подозрения, что и Вадим. Разница, однако, заключалась в том, что у Вадима данное состояние было явно нездоровым, в то время как у Клоппа, напротив, сигнализировало о том, что профессор находится в чрезвычайно добром здравии. О том же, каким он был в здравии недобром, история умалчивала.

Скоропостижно повзрослевший малютка Клоппик, по словам Тани, мало чем отличался от той своей версии, которую Софьина мама ещё застала на первых курсах своего обучения. Разве что отсутствовал ещё не успевший нарасти жирок, да, стараниями Медузии Горгоновой, упорно занимавшейся с малюткой Клоппиком дикцией, почти полностью сгладился жуткий профессорский акцент. В Клоппе — не иначе, как где-то на генном уровне — сохранилась даже трепетная любовь к крысиным жилеткам. Разумеется, жилетка старого профессора давно канула в небытие, отправившись на тряпки домовым, либо, что более вероятно, была утащена нежитью в подвалы, где ныне устилала какое-нибудь хмыриное гнездо. Что не помешало профессору выдуманным им специально для этой цели заклинанием сострочить себе новую, выглядевшую ещё гаже прежней. А вот артефактная серебряная ложка на цепочке, которую тибидохская администрация вовремя не дала деятельному меняле Малютке пустить в расход, через руки Сарданапала благополучно вернулась к миновавшему подростковый кризис владельцу и снова болталась на хилой профессорской шее, словно почётная медаль «за заслуги». Словом, с отличием окончив тёмное отделение и магспирантуру, к тридцати годам молодой профессор практической магии Зигмунд Клопп уверено шагал по проторенной собой прежним дорожке.

Софья, нацепив на лицо самую доброжелательную из своих улыбок, вежливо поздоровалась — разве что реверанс не сделала. Одновременно с этим за спиной Клоппа резко ожил Вадим, сполз с лавочки и тоже — правда, куда менее убедительно, — поспешил выразить свою радость от встречи с руководящим звеном. Клопп, нисколько не обманутый этой напускной радостью, с презрительным недоверием выслушал своих магспирантов, после чего любезно поинтересовался:

— Ну и как, зер гут* вам отдохнулось под заботливым родительским крылом?

Прежде, чем кто-то успел ответить, с лица Клоппа выветрилась как будто вежливая улыбка, и профессорский палец безапелляционно ткнул в учительский стол.

— Впрочем, без разницы! В верхнем ящике пять стопок работ младших курсов, которые, мои ленивые друзья, мне нужно раздать завтра их авторам. А насколько эти авторы тупы, предстоит решить вам прямо сейчас. Приступайте! Шнеля, шнеля** — ну, чего вы на меня уставились?

— Но, да мы ведь… Профессор Клопп, мы проверили свою часть работ на каникулах, — попробовал, чисто для галочки, воспротивиться Вадим, сразу обеими руками вяло указывая на две высящиеся стопки макулатуры.