Долгая навигация

Шурка лично изготовил эту щетку на прошлой неделе и справедливо считал ее лучшей на корабле. Ничего удивительного, что сперли: большая приборка.

Он представил себе весь корабль, все его многочисленные отсеки, уже залитые мыльной пеной, и подумал, что найти будет трудно. Но найти ее следовало — хотя бы ради порядка.

Шурка вздохнул, велел приборщикам начинать и пошел на поиски.

9

— Слушаю, Леонид Юрьевич.

— Я, товарищ командир, насчет гонок.

— Боцман! Это — корабль? Или это — филиал спортивного клуба флота? А? Что вы молчите, мичман? Садитесь.

— Спасибо…

— Ну так?

— Я на «полста третьем» десять лет. Всегда, когда гонка — наша, командир ребятам по два внеочередных увольнения объявлял. Вроде как бы — традиция.

— Нет. Нет, я сказал. Никаких! И не гляди ты на меня. Ты боцман? Иди и занимайся приборкой. Все? Что еще?

— Не любишь ты шлюпку, командир.

— А за что мне ее любить? Да сядь ты. Обиделся! А ты не прикидывал — насколько в эту неделю боеготовность снизилась? Да-да, из-за гонок. Я в последнее время даже сомневаться стал: службу ли мы несем? Начинается эпоха наглядной агитации — и все матросики выпиливают там, клеят, рисуют стенды… Кончилось. Лучших поощрили. Начинается эпоха самодеятельности. Все — пляшут и поют!.. А мне не художники, мне а-ку-стики нужны. Мотористы, а не балалаечники! Чтец у меня объявился, его на каком-то концерте замначполитуправления услышал — и десять суток отпуска. Думаешь, поехал он у меня? Фига! Никудышный был матрос. А я отличнейшим старшинам, нынешним не чета, отпуск не мог пробить! А? К чему это? Зачем это? Кому это нужно?

— Не понимаешь ты шлюпку, командир… Разрешите идти заниматься приборкой?

— Идите.

10

…И хотя никакого расстройства от разговора с боцманом вроде бы не приключилось, но книга корабельных расписаний в голову не шла. Хитрая книга, где каждому матросу предусмотрено место и занятие на все случаи жизни.

Назаров закурил, вышел на палубу.

Дело у Раевского было налажено. Мутная вода падала с мостика, пышная желтая пена покрывала полубак. Приборщики веселые; веселый втрое лучше работает. Где он такую эмаль для палубы достает? Кудесник, не боцман.

С полубака было видно, как на стенку, козырнув флагу, сошел Дима Олейник, в руке — коробка с фильмом. Почему во время приборки? Прекратится когда-нибудь этот бедлам на корабле?

— Прошу прощения, товарищ командир… — На него невинными глазами смотрел молодой торпедист Семенов. Тоже, кажется, гребец. И уже все знает. — Тут сейчас скатывать будем. Как бы не забрызгать…

Димыч, выйдя на берег, решал мучительную задачу. Ему предстояло выменять «Трембиту», от которой уже у всех на борту зеленело в глазах, на что-нибудь более путное: суббота, и вечером полагается фильм. Нужно было найти, во-первых, не засмотренную до дыр ленту, а во-вторых, простака, который взял бы взамен «Трембиту» (с восемнадцатью обрывами). А простаков среди киномехаников не бывает. Поэтому пошел Димыч путешествовать по занятым большой приборкой кораблям с самого утра.

Шурка обошел уже всю верхнюю палубу, ростры, надстройку, поднялся на мостик, спустился в низы, заглянул во все каюты, гальюны — но везде божились, что в глаза его щетки не видали. Ничем не смог помочь даже огорчившийся за Шурку Кроха. Искренне расстроенные происшедшим, искать щетку старательно помогали Сеня, и Мишка Синьков, и Иван с Лешкой, но ни в машине, ни в моторном, ни в кают-компании щетка не обнаружилась. Шурка, поблагодарив за помощь, пошел дальше один.

Нашлась она в кормовом кубрике: в руках у Коли Осокина.

— Что ж ты?

Коля тоже искренне огорчился.

— …Ну, — не знаю, Шура. В люк упала. Честное слово.

— С неба?