Долгая ночь

Да, в бою под Индом Джелал-эд-Дин был разбит. Но бывают поражения, которые стоят иной победы. Впечатление, которое оставил султан в сердце Чингисхана своей отвагой и ловкостью, перетянуло на весах войны проигрыш во время сражения. Чингисхан, выросший и поседевший на коне, хорошо знал цену отваге, если даже это была отвага его врага. Он не мог скрыть своего восторга и даже поставил Джелал-эд-Дина в пример своим тоже ловким и тоже отважным сыновьям.

Одновременно Чингисхан понял, что, пока такой мужественный воин держит в руках саблю, его обидчик не может спать спокойно. Поэтому он снова начал неутомимое преследование султана. Пять лет он рыскал за ним, не давая покоя ни беглецу, ни себе.

Султан чудом оказался на другом берегу Инда и остался жив. Но он остался один, не считая своего спасителя — белого жеребца. Если начинать, то все нужно было начинать сначала. Даже свой гарем с юными и красивейшими наложницами и вообще весь обоз с женщинами, с детьми и золотыми запасами султан приказал утопить в Инде, чтобы не достался врагу.

Одиноким и нищим отправился султан в дальнейший путь по земле и жизни. Но жеребец не только спас жизнь хозяина, он в дальнейшем приносил ему удачу за удачей. Султан снова начал обрастать войском, появилась добыча, появились юные красавицы, золото, появилась власть.

Много времени прошло с тех пор в бегстве, в собирании войск, в стычках с врагом. Султан и ест и спит на коне, но на другом коне. Ни разу он не приказывал оседлать себе белого жеребца. Особые конюхи холили жеребца, всюду его водили за султаном, но султан не хотел садиться на этого коня. Он дал себе слово, что сядет на него в тот день, который пять лет мерещится ему и в мечтах и во сне, в тот день, стремление к которому сделалось единственным смыслом всей жизни султана.

Когда-нибудь повернется колесо судьбы и улыбнется удача, сойдутся они с Чингисханом в равном бою, и отплатит Джелал-эд-Дин за все обиды, за все оскорбления, за всю кровь.

…И тогда на белом коне въедет он в столицу своего отца, в родной Ургенч.

Но запаздывает желанный день. Все новые и новые города Хорезмийского царства попадают под меч Чингиса, разметаются пеплом по земле, поднимаются кверху столбами дыма, расточаются по песчинке по бескрайним степям.

Счастье по-прежнему было на стороне врага. Оно не изменило своему избраннику — рыжебородому идолу Чингисхану. Но Джелал-эд-Дин не был сломлен. Он верил, что однажды из-за края горизонта выкатится огромный красный диск, и это будет солнце его победы, его удачи.

Над Тбилиси поднялся огромный солнечный шар, превращаясь постепенно из кровавого в золотой. Услужливые прорицатели, дервиши, гадалки и шейхи один перед другим провозглашали, что солнце предвещает неслыханные победы доблестному солнцеподобному султану.

Да, думал и сам Джелал-эд-Дин, здесь, в столице переднеазиатского государства, должны закончиться мои злоключения. Я прошел до конца дорогу скитаний и унижений, отныне предо мной открывается путь победы и славы. И я начну этот путь на том самом коне, который был свидетелем моего величайшего поражения и на котором я преодолел бурные волны Инда.

Нетерпеливое ржанье коня вывело султана из долгой задумчивости. Два молодых здоровенных конюха едва сдерживали застоявшегося гладкого, лоснящегося жеребца. Отвыкший от седла, он играл на одном месте, танцевал, раздувал ноздри, прядал ушами и встряхивал белоснежной гривой. Стремянный поддержал стремя, и султан легко вскочил на коня. Конь тронулся с места, и вслед за ним двинулись ряды знамен и лес копий.

Когда внутри осажденного города началась резня между ее защитниками и мятежными мусульманами, когда в крепость ворвались хорезмийцы и Боцо Джакели повел остатки грузинских войск через Куру в Исанскую крепость, Ваче находился среди этих войск. Под ним убило коня, и он, пеший, как мог, отбивался от наседавших врагов. Потом ему прокололи плечо, рука сразу онемела, в глазах затуманилось, и он упал. Сеча прокатилась над ним, не затоптав, не затронув, не нанеся новых ран. Ваче видел, как скрылись в Исанской крепости остатки грузин, как задвинулись тяжелые ворота, как хорезмийцы бесновались около этих ворот, тщетно пытаясь сокрушить их.

Сознание у Ваче то затуманивалось, то прояснялось. Во время очередного проблеска он огляделся и увидел, что лежит на ступеньках лестницы. Бой на улице прекратился, было тихо, в безмолвии полыхали пожары. Ваче казалось, что огонь горит совсем близко, потому что ему было жарко. По всему телу разливался расслабляющий непривычный жар. Глаза закрывались сами собой. Хотелось ни о чем не думать, не двигаться, задремать. Какие-то зыбкие волны подхватили его и понесли, мягко покачивая, убаюкивая, унося все дальше и дальше от шума, от мыслей, от самой жизни.

Потом снова Ваче открыл глаза. Что-то привело его в сознание, что-то заставило его опереться о землю руками — он пытался подняться. Под ладонью было тепло и скользко. «Моя кровь, — подумал Ваче, — я истекаю кровью». И тут же раздался голос:

— Ты истекаешь кровью, подожди, я тебя перевяжу.