Долгая смерть Лусианы Б.

Я перешел к газетам за следующий день. Материалы по делу переместились уже на первую полосу. Выяснилось, что заключенный и не думал убегать — охранники сами выпустили его для совершения кражи. Министерству внутренних дел пришлось вмешаться, и теперь ожидали скорой отставки главы Службы исправительных учреждений. Расследование было передано в другие руки, и теперь им занимался комиссар Рамонеда, о котором Лусиана мне тоже рассказывала. Однако, читая эту статью, самую длинную из всех, я почувствовал, что сбился со следа, — было тепло, а стало холоднее, как в детской игре. Я надеялся увидеть совсем не это, а может быть, просто что-то пропустил. Сделав ксерокопию первой заметки, я по порядку разложил на столе сообщения обо всех смертях и перечитал их. Эти события практически ничто не связывало, если не считать рассказ Лусианы. Никакой стройной схемы не прослеживалось: первые три смерти случились в течение года, четвертая — по прошествии трех лет, а за последние четыре года вообще ничего не произошло, то есть процесс замедлился. Не было также единого почерка, который указывал бы, что за ними стоит один человек. Наоборот, наблюдалось определенное эстетическое несоответствие: если первые два случая немного напоминали хитроумные преступления из романов Клостера, то третий, жестокий и кровавый, был прямо противоположен его стилю, по крайней мере литературному. Конечно, это могло быть частью плана, причем вполне разумной его частью: некоторые преступления должны полностью отличаться от описанных в его книгах. Я вспомнил почти плачущий голос Лусианы, когда она в первый раз мне позвонила. Никто не знает, никто не понимает. Да, никто не знал и никто не понимал, хотя информация обо всех смертях была опубликована в газетах и всем доступна, а одно преступление даже приобрело скандальный характер. Но неужели действительно нет ничего, что связывало бы эти события? Несколько минут назад от меня абсолютно точно ускользнула какая-то мысль, но она ведь никуда не делась, она была тут, и я очень скоро соображу, в чем дело, пусть даже это не принесет особой пользы. Рассказывая о смерти брата, Лусиана упомянула, что его убили голыми руками. В первой заметке тоже об этом говорилось: преступник оставил оружие на полочке и пользовался только руками и зубами. Я чувствовал — это то самое, что я пытаюсь ухватить, но мне никак не удавалось понять, в чем тут смысл, и возникший было смутный образ опять растворился в воздухе. Да и есть ли тут вообще смысл? Даже если предположить, что за всеми смертями стоит Клостер, что это он писал анонимные письма, о которых не сообщалось ни в одной из газет, вряд ли он или кто-то другой мог предвидеть, что преступник, имея оружие, убьет свою жертву голыми руками. Или существует какой-то неизвестный мне тюремный кодекс чести, согласно которому за измену нужно убивать только так, в рукопашной схватке? Я решил обязательно все выяснить. Однако в любом случае — и это самое главное, — даже если Клостер мог узнать о связи брата Лусианы с женой заключенного, просто следя за ним, то откуда ему стало известно, что приговоренного к пожизненному заключению человека отправят на улицу грабить?

Чем больше я думал о Клостере, тем более хитроумными и невероятными казались мне выдвигаемые против него обвинения, однако мне ли не знать, что сюжеты его романов тоже были хитроумными и невероятными от первой до последней страницы, и именно эта характерная избыточность мешала мне окончательно сбросить его со счетов.

Я сложил ксерокопии и вышел из подвала прямо на улицу, решив не подниматься в редакцию к своим прежним товарищам по работе — побоялся, что никого из них там не встречу. В надежде придумать на ходу какой-нибудь разумный предлог или убедительную ложь для звонка Клостеру, я отправился домой пешком. Еще из лифта я услышал у себя в квартире телефон, однако он прозвонил один раз, видимо последний, и замолк. Мне давно никто не звонил, и в уплотнившейся от эха тишине моя обитель показалась особенно одинокой. Правда, никаких иллюзий по поводу звонка я не питал, прекрасно зная, кто это и какой вопрос мне собирались задать. А по поводу серого коврика она права — нужно собраться с силами и сменить его. С этой мыслью я пошел на кухню приготовить кофе, но не успел ополоснуть чашку, как телефон снова зазвонил. Неужели она с утра звонит каждые пять минут? Естественно, это была Лусиана.

— Удалось поговорить с ним?

Вопрос был задан нетерпеливым и в то же время несколько повелительным тоном, словно вырванное у меня вчерашними слезами согласие помочь утром из услуги превратилось в обязанность и теперь я должен дать отчет.

— Нет еще, я ведь даже не знаю его номер и как раз сегодня собирался позвонить своему издателю…

— Я знаю, — прервала она меня, — я тебе скажу.

— Это тот дом, куда ты тогда ходила?

— Нет, после развода ему пришлось переехать.