Долги наши

Так, значит, кто-то (крючок) отдал уголовное дело кому-то (крючок) для никогда не существовавшего в природе «ревизора» (крючок). В описанной Гоголем аналогичной истории хоть виновный был: документы свинья сожрала. А в Днепропетровске и свиньи не сыщешь. Она стала крючками подписываться.

В чем же заключалось дело Б., которого мне так и не удалось обнаружить? Капитан С., начальник 10 отделения милиции, подтверждает, что такое дело все-таки было и он вел по этому делу следствие. Б. была полностью изобличена и признала себя виновной в том, что вымогала у жителей поселка взятки за предоставление земельных участков.

Меньше чем через два года Ольга Б., осужденная на пять лет, вернулась домой. Муж за это время круто пошел в гору. Он теперь уже не сельский финансовый агент, а инспектор областного финотдела.

Много прошло лет с тех пор, как супруги Б. «заварили» дело Литвиненко, но до сего дня они имеют возможность любоваться его плодами: до сих пор наискосок от них стоят разрушенные стены, до сих пор ютятся в землянке два бездомных старика.

Несомненно, суд мог установить истину, если бы внимательно и объективно разобрал дело Литвиненко, Но — какой суд? Только народный суд, так называемая «первая инстанция». Ибо только она, «первая инстанция», видела живых людей, только у нее, у «первой инстанции», могло дрогнуть сердце, когда два старых человека, два труженика, рассказывали о своей беде. Но у «первой инстанции» сердце не дрогнуло.

И мне захотелось поговорить с судьей, который решал дело Литвиненко.

Судья П.

Судья П. приняла меня в своем маленьком кабинете. Она движется неторопливо, с достоинством. Вокруг головы уложены косы, в холодных глазах некоторая настороженность — сейчас она не судит, а отвечает на вопросы любознательного корреспондента, а это не одно и то же.

Ксения Марковна П. хорошо помнит дело Литвиненко. Ей приносят папку, она перелистывает страницы, читает вслух свое решение.

И тут случается нечто, не имеющее отношения к Литвиненко: читая дело, судья П. не может разобрать какое-то слово. Ничтоже сумняшеся, привычным жестом берет она перо, обмакивает в чернила и поправляет непонятное слово.

А мне-то, непосвященному в юридические тонкости простаку, думалось, что судебное дело — святыня, что у судебного работника даже и побуждения такого не может явиться — лезть пером в давно решенное дело! Ведь на основе этих документов выносились дальше определения высших органов.

Ксения Марковна говорит о деле Литвиненко, и меня поражает ее полемический тон — она как бы и сейчас еще продолжает спорить со свидетелями (все они, без исключения, давали показания в пользу старика). Когда я говорю о существе дела, о том, как решение суда отразилось на жизни Литвиненко, в ее голосе, в глазах, в выражении лица появляется отчужденность — это ее не касается и не интересует.

Ладно, не буду обращать внимания на свои впечатления. Посмотрим вместе с судьей само дело. Оно возвратилось сюда, в 1-й участок Амур-Нижнеднепровского района, из областного суда, который своим определением обязал народный суд «выяснить, кому принадлежит домостроение по Конечной, 17, и кто фактически пользовался земельным участком, а в зависимости от установленного решить дело».

Читаем дело. Оказывается, судья П. и не подумала устанавливать, кому принадлежит дом. А по поводу того, кто пользовался участком на Конечной улице, все свидетели указали, что пользовались им дети Литвиненко, и ни один человек не сказал, что участком пользовался старик. И вот, не имея буквально никаких документов или свидетельств, народный суд все-таки решает, что пользовался участком именно старик, и отбирает его дом в погашение несуществующего долга по дому его детей. Вот так-то выполнила Ксения Марковна П. решение областного суда!

Литвиненко утверждал, что при разборе его дела девочка, которая сидела на месте секретаря, не вела протокол, что только на восьмой день после суда, когда старик пришел за копией решения, судья П. диктовала этот протокол, что в протоколе много грубых искажений. Однако П. в ответ на письменные замечания старика вынесла определение: «Протокол велся секретарем судебного заседания У. во время судебного процесса и показания отражены правильно». Кто же говорит правду? Ответить на это могла бы только У.

— У.? Какая У.? — ответили мне в канцелярии. — Ах, Лиля У.! Она давным давно тут не работает.

Но мне нужна У. Нахожу знакомую ее подруги, потом подругу и, наконец, на Ростовской улице, 83, саму У. Она, впрочем, уже давно не У., у нее фамилия мужа. Да, Лиля, она же Алиса Алексеевна, в девичестве У., работала в народном суде. Она тогда училась в восьмом классе и летом поступила в суд, чтобы немного заработать. Всего она там служила полтора месяца. Ни до, ни после этого не работала вообще, о ведении судебных дел не имела ни малейшего представления.