Долги наши

Отмечу, что текст «замечания» остался для истории неизвестен, ибо все, что знала Л., и вообще все, что было известно по делу, сообщено самим гражданином. Никаких свидетелей при этом не было. Впрочем, некоторое представление о характере «замечания» можно вынести из того факта, что в ответ на произнесенное гражданином замечание он получил ведром по голове. Не всякое замечание вызывает такую реакцию.

Ничего не скажешь, удар ведром — поступок хулиганский, но и слова гражданина были, надо думать, не вполне вегетарианскими.

Гражданин быстро побежал домой и вызвал на помощь приятеля с принадлежащим ему волкодавом. Волкодава не пришлось пустить в ход, молодой человек исчез. Женщину же захватили и под грозное рычание собаки доставили в отделение милиции.

Дежурный по отделению, выслушав рассказ гражданина, потребовал, чтобы сообщница назвала того, кто был с нею.

— И, представьте, эта дрянь, вместо того чтобы назвать его, заявила: можете меня вешать — не скажу! — закончила свой рассказ Л.

Прибавлю еще то, что я узнал позже, уже не от Л.: дежурный по отделению милиции, на основании одностороннего заявления гражданина, направил женщину на принудительное медицинское освидетельствование. Унизительная процедура не дала никаких результатов.

Внимательно выслушав Л., я спросил, что она еще знает о происшествии.

— Этого разве недостаточно? — удивилась она.

— Ну, а расписание, список любовников, фамилии? Кто их выдумал?

Л. посмотрела на меня с сожалением:

— Вы не знаете, что такое сатира? Берется факт и обобщается. Это художественное оформление — вполне допустимый в таких случаях вымысел. Странно, что вы не понимаете простых вещей.

В тот момент, когда Л. сообщала мне эти ценные сведения по теории литературы, вошел старый, сгорбленный человек. Вид у него был растерянный и жалкий.

— Как мне найти редактора «Бокса»? — спросил он у Л.

— Я сегодня с ума, кажется, сойду с этим «Боксом»! Ну, что вы хотите?

Старик оказался отцом поруганной. Он пришел спросить, почему его дочь ославили на весь город, обозвав проституткой. Почему это сделано, кто это разрешил?

— У меня — хорошая дочь. Никогда за ней не было ничего худого.

Л. ответила старику что-то невразумительное, сказала, что секретаря горкома товарища Б. нет, предложила зайти в другой раз и заспешила по своим руководящим делам.

Я пошел со стариком к нему домой.

В квартире, адрес которой сообщался в «Боксе», я нашел хорошую трудовую семью, милых людей. Отец — член партии, директор магазина. Мать проработала всю жизнь счетоводом. Сейчас она — домашняя хозяйка. Брат — инженер-строитель, коммунист. Младшая сестра — студентка, секретарь курсовой комсомольской организации. Наконец — сама пострадавшая: шесть лет назад она окончила институт и с тех пор работает по специальности. В 1952 году вышла замуж. У нее от этого брака ребенок — трехлетний сын. Два года тому назад брак фактически прекращен. Она живет с родителями, преподает в институте.

Тотчас после «сигнала» из отделения милиции ее с работы уволили. А спустя два месяца сатирики из «Бокса» спохватились, что пережитых женщиной унижений мало, и возвестили всему городу, что она профессиональная проститутка.

Семью я застал в ужасном состоянии. Растерянные, несчастные старики, заплаканная сестра, которая не может идти в свой институт, сама женщина с застывшим, каменным лицом. И маленький сын, чувствующий тревогу взрослых, смотрящий им в лица испуганными глазами.

— За дочерью, — говорил старик, — никогда не было ничего дурного. Она очень хорошая, внимательная, добрая. Мы ее воспитали, помогли получить высшее образование. А теперь — видите, в каком положении наша семья. Я буду добиваться, чтобы наказали виновных за клевету, Но нам это уже не поможет…

Говорил я с матерью женщины, с ее сестрой, с ней самой, и у меня создалось твердое убеждение, что это хорошая, чистая семья.

Беседовал я и с соседками. И они подтверждают, что это хорошая семья, что сама оклеветанная всегда вела себя безукоризненно и не давала оснований далее для самых невинных сплетен.

Заходил я еще в отделение милиции, где рассказали мне то же, что я раньше узнал от Л. Да, был такой случай, да, гражданин с приятелем привели молодую женщину, да, она отрицала свою причастность к инциденту, да, дежурный отправил ее на медицинское освидетельствование. Собственно, он, может быть, и перестарался, но руководствовался исключительно благими намерениями, в том смысле, что вдруг когда-нибудь прокурор спросит: а что предпринято по делу? Вот дежурный и обеспечил себя — принял меры.

Рассказ мой окончен. Я опасаюсь, не изобретут ли товарищи из горкома комсомола еще несколько «сатирических» приемов: попробуют застигнутых за поцелуями молодых людей вываливать в перьях; в качестве верного способа борьбы с нарушителями моральных устоев — привязывать «преступников» к позорному столбу перед окнами горкома…

…Давно уже набила оскомину шаблонная газетная формула: кто ответит за это?

Но на сей раз я хочу задать именно этот шаблонный вопрос.