Долги отдающий

У Федора Савельевича с данным местом проблема: фурункул там у него вскочил. Все бы ничего, пересидел бы Федор Савельевич свою болячку на одной ягодице, пока та сама собой бы не созрела и завяла, да так получилось, что повстречал он, вдовец, женщину… Нет, не женщину — богиню, которая делит с ним пока ложе, но готова и хозяйкой въехать в его квартиру. Ей чуть больше двадцати, участница конкурса красоты, подрабатывала натурщицей, манекенщицей, в стриптиз-баре. Там ее и заприметил Падунец — такова фамилия Федора Савельевича.

— Я ей даже не признался, по какому поводу в больницу лег. Она считает, у меня что-то серьезное, переживает. — Он довольно хохотнул. — Ты, парень, думаешь, раз она при людях раздевалась, значит, сучка, да? Не надо так думать. Просто жизнь ее ломала. Как когда-то меня…

Он прищурился, задумавшись, и его округлое лицо стало жестким, появились ранее не заметные морщины. У Падунца теперь очень аккуратная прическа. Настолько аккуратная, что просто угадывается: это парик.

Падунец говорит о себе коротко: предприниматель. Есть кое-какие средства, и скоро он начинает маленький бизнес: открывает станцию техобслуживания. В двигателях, правда, мало что понимает, но зато умеет решать кадровые вопросы. В Москве подобных станций уже что грибов, конкурировать с другими можно только качеством работы. Лучшая реклама отзывы клиентов. Потому нельзя скупиться, надо приглашать лучших мастеров.

— Это точно, — соглашаюсь я. — У нас в мастерской от этого очереди.

— Так ты что, тоже в системе автосервиса? Не слыхал, есть, говорят, в столице такой феномен — Гнусавый? Парень — золотые руки, машины лучше новых становятся. Переманить бы его. Я б ему отвалил…

— Сколько? — спросил я.

Федор Савельевич не задумываясь назвал сумму, впятеро превышающую ту, что я имел.

— Я ему передам.

— Что, серьезно? — подпрыгнул на кровати сосед. — Слушай, если он будет торговаться, я добавлю, честное слово. Он, говорят, так с красками работает! Сейчас сам знаешь, как к царапине на приличной машине хозяева относятся. Царапина — удар по престижу, и краска не в масть — удар. А у него, говорят, всегда в масть. Я парню условия создам — только работай! Как думаешь, согласится?

— Согласится, — заверил я.

Заверил потому, что вспомнил свою мастерскую, своего шефа. Он там сделал комнату для утех, где было все. Баб водил табунами, тер им спины под душем, а мне негде было толком руки помыть. "Тебе на женщин не тратиться, а на водку хватит", — говорил в дни получки. Я вообще-то догадывался, что это я его кормлю, что это не к нему, а ко мне выстраивается очередь, но что мне было делать? Я не умею качать права. Тем более что на водку действительно хватало, больших денег мне никто не предлагал, а женщины мне были не нужны. Страх у меня перед женщинами. Я заметил, как быстро отводят взгляды те, кто видит меня впервые. Это — от брезгливости к моему уродству. И я гнал от себя даже сны о красавицах. Потому что во снах они кричали, завидев меня…

Сняли бинты, я начал ходить. Первым делом, естественно, — к большому зеркалу, в ванную. Сине-желтые пятна, кровоподтеки, неровные швы — вот главные приметы лица, но оно мне все равно нравится. Это лицо человека, а не гориллы.

Вышел из палаты. Просторный коридор с пальмами, мягкими кожаными диванами, в фойе — ковры, телевизор. Всего на моем втором этаже — восемь палат, двенадцать больных. Первый этаж — спортзал, бильярдная, бассейн, библиотека. Вокруг нашего двухэтажного особняка — высокий забор, по ту сторону его лес, по эту — клумбы, аллеи, крошечное озерцо с японскими карасями, беседки, увитые плющом. В одной из них, что рядом с озерцом, сидит в спортивном костюме женщина, на плечи спадает волна длинных рыжих волос. Бросает рыбкам крошки хлеба, те ловят их у самой поверхности воды. Я старательно опускаю голову, хочу как можно быстрее пройти мимо.

— Вы новичок?

Делать нечего, приходится останавливаться.

— Дурацкий вопрос, да? Просто хочется с кем-то поговорить. Здесь все полковники да полковники, а мне бы с гусаром поамурничать.

— И среди гусаров есть полковники, — говорю я, но прекрасно понимаю, что имеет в виду рыжеволосая. Клиенты Ильи Сергеевича, не считая меня, пенсионного возраста, самый молодой — Федор Савельевич.

— Да? Но вы ведь понимаете, о чем я… — Следует пауза, я совершенно не знаю, как ее прервать, и молчание нарушает женщина. — Боже, такое лицо — и так попортили!

Испарина мгновенно покрывает лоб. Опять страх. Что она хочет этим сказать?

— Извините, ну вот такая я бастактная. Хоть и знаю, что шрамы украшают мужчину… И вижу это… Не курите?

— Курю, но… — ответил я и пожал плечами.

— Знаю. Вы попали сюда прямо с места аварии, вы студент, родственников в Москве нет. — Она протянула пачку сигарет. — Берите, берите, только гусары денег не берут. За любовь. — Звонкий молодой смех. — Вас зовут Костя, да?

Я кивнул.