Долгие каникулы в Одессе

— А потом началась гражданская война и бардак. Если в Одессе мы помним и белых, и зелёных и интервенцию. То Дальний Восток тоже хлебнул этого дерьма по самое горлышко. И американцы, и англичане, и японцы. Вот там-то сынок Иосифа и сгинул вместе с матерью. Но уже его жена и сын остались живы. И решили вернуться на родину Иосифа. Вот только мамаша померла в дороге, а Миша доехал. И Фира его приняла, он же ей двоюродным внуком приходится. Она одинокая, а он, как ни крути, но кровь родная хоть и на четверть. Так что как видишь этот «поц» и не русак вовсе, а еврей на четверть и у него тут родни хватает.

— А то, что я тебе за каторгу рассказывал… так если у Миши, там были хорошие учителя, то меня не удивляет, что он голым кулаком печень и селезёнку порвал, подрастёт, заматереет, так и позвоночники ломать начнёт. — Цыган ухмыльнулся. — Он и на язык такой же резкий. Сегодня уже имел удовольствие наблюдать и слушать. А насчёт Отрады я с ним поговорю, объясню, что это ему не надо. Он пацанчик понятливый, не поц какой-нибудь, что только проблемы создаёт. Он поймёт, не то, что некоторые. — вор посмотрел на Стёпку и тот сжался в предчувствии скорой расправы. Но Цыган перевёл взгляд на Червонного и продолжил.

— Искать его не надо, в одном дворе живём. Правильный хлопчик, сказал — сделал. И за своих корешей зубами держится, так что пусть живёт!

— Да разве ж я за него знал? — Червонный обескураженно развёл руками. — Цыган, ты за меня знаешь, я сам беспредела не уважаю, в наших делах он только мешает. Так что к Мише теперь никаких претензий не будет, он в своём праве был, я это признаю.

— Вот и хорошо, что признаёшь, а подарок в откуп ему сам подбери, эти малолетние босяки пока и понятия не имеют за правильное уважение.

— Да уж подберу что-нибудь. — Червонный беспечно махну рукой.

— Не, ты не понял! Не надо «что-нибудь». Пацанчик петь любит. Голос пока, конечно, так себе. Но я краем уха слыхал как он за аккордеон Фиру спрашивал. Вот и подбери ему такую музыку. Только не из барахла с перекупки, а из магазина. Чтоб не один шлемазл в нём свою вещь не опознал.

— А не жирно ему будет с такого откупа? — Червонный зло дёрнул щекой. — Шоб я за чужие косяки добрую вещь какому-то сопляку подгонял? Меня люди не поймут!

— Не Червонный, это ты сейчас меня не понял. У тебя косяк и должок передо мной, а не перед пацанчиком. Что мне тот Миша? Подарил ему леденец и хватит. — вор зло усмехнулся. — Сейчас у меня чистая хата и уважаемые люди ко мне приходят без опаски. А если бы твой Гриня дел ненужных наворотил? Как мне потом с соседями жить, если на меня полдвора в уголовку стучать начнёт. Как дела вести? Кто из уважаемых людей на палёную хату пойдёт? Это ты Мише спасибо скажи, что он за тебя твою работу сделал. Что Червонный, теряешь хватку? Может тебе отдохнуть, а нам подумать за нового смотрящего?

— Цыган! Что-то я действительно не подумал, чем косяк мог закончиться. Спасибо за науку! — Червонный достал из кармана платок и промокнул пот с лица. Вот же подстава! Действительно всё могло закончиться плачевно. И впрямь пора усилить пригляд за молодыми ворами.

— Будет пацану самый лучший инструмент, лично поеду и выберу.

— Вот и хорошо, что мы поняли друг друга. Сам-то я давно не играю, но послушать музыку люблю. Вот пусть Миша и играет для народа. И ещё девочка та, за которую Миша вступился, хорошенькая, чистенькая, напугалась твоих головорезов. — Цыган вновь усмехнулся, но уже ехидно. — Отправь своих марух посмышлёнее чтоб глянули на неё да прикупили бы ей гостинец от Миши.

— Ну что там пацаны своим девочкам дарят? Куклу? Шляпку? Или туфельки? В общем пусть они там сами порешают. Отца у Сони нет, мать одна колготится, так что не поскупись. Не так чтоб уж совсем щедро, но и не забывай чья она подружка. А пацанам-еврейчикам и сладостей хватит за испуг.

— Да… И ещё! Со своими щипачами и лебежатниками разберись сам. Решай к кому из наших свой молодняк на обучение пристроить. Но пусть с Одессы съедут. Хоть в Николаев, хоть в Херсон. А то опасаюсь я, что, если Миша их случайно встретит, опять придётся кого-нибудь хоронить. И скажи своим чтоб держались от него подальше. Я сам за ним присмотрю. Ну, вроде бы всё обговорили, пойду я. Благодарствую за хлеб, за соль, за угощенье. — Цыган встал и вышел.

* * *

Я закончил писать и посмотрел на результаты своего труда. Ну, что сказать? Получается уже хорошо, но ещё есть куда стремиться. Убрал со стола тетради и учебники. Полистал мамины журналы, убедился, что и немецкий и английский язык даются мне по-прежнему легко, да и французский язык особых трудностей тоже не вызывает. Хотя в прежней жизни я им не особо-то и пользовался.