Долгие поиски

— Что-нибудь другое Рыконд забыл бы, но не такое, — рассуждал Коля. — Самое страшное сказать мужчине, что он невзрачный. Лучше уж сказать, что бездарный.

Жанна была спокойнее всех:

— Забудет — запомнит… Веники это все. Что он может сделать? Я член профсоюза и взносы плачу регулярно.

И. о. Павлова тоже был озабочен. Выглянул из своего кабинета, сообщил:

— Если поставят вопрос, буду на инфантильность ссылаться. Совсем ребенок еще, хоть и вымахала. Вопросы акселерации сейчас остро стоят, нужно на общесоциальную проблему напирать.

Мы с Жанной почти не разговаривали. Только переглядывались. Она скажет что-нибудь техническое: «На шестом канале надо фильтр переключить…» или: «На гипервентиляции дельта пошла…» — а посмотрит так, будто говорит: «Сегодня ты меня опять поцелуешь».

Долгожданное событие произошло после обеда. Зазвонил телефон. Трубку сняла Галя.

— Алло?… Да… Хорошо, Сергей Павлович… Вас, Жанна.

Как Жанна ни храбрилась раньше, все-таки она переменилась в лице.

— Да?.. Могу… Хорошо, Сергей Павлович.

Жанна повесила трубку.

— К себе вызывает. — И пошла к двери.

Я встретился с ней взглядом. Она смотрела отчужденно, в глазах не было воспоминаний о поцелуях.

— Ни пуха! — кричали мы вслед. — Не робей! Выше нос!

Жанна ушла. Работать было невозможно.

— Ей и правда ничего не сделаешь, — сказал Коля. — Вот нам!..

— Интересно, нас тоже вызовут? — Галя посмотрелась в зеркальце, достала тушь и кисточку для ресниц. — Надо было еще раз сговориться, чтобы хором говорить, когда по одному вызовут, а мы протрепались.

Минут через сорок Жанна вернулась. Первый взгляд был мне, и я сразу понял, что все в порядке.

— Ну что?

— Фуфло!

— Что говорил?

— Советовался, покупать ли новый энцефалограф. Ему «Кайзер» предлагают. Ну я и сказала, что «Альвар» лучше, но «Кайзер» тоже сойдет.

— И все? А про секрефиты?

— Про это ни слова.

— Чего это он с тобой советовался? — обиделся Коля. — И. о. для таких вопросов есть, мы на худой конец.

— Правильно советовался. Работать-то мне: вы тут все энцефалограф от кухонного комбайна не отличите. Вам только в готовых кривых разбираться.

Мы все тихо ликовали, так что никто не обиделся.

Темная вещь — психология. Когда я выдумывал компроморфные секрефиты, мне казалось, что получается хорошая шутка, а сейчас я, пожалуй, понимал и. о. Павлова и удивлялся: чего это я с высоким начальством шутить вздумал? Разыгрывал бы Колю — весело и без последствий!

Да, я уже понимал и. о. А что, если я вообще скоро стану точь-в-точь таким, как наш бедный и. о.? Что, если мои теперешние шутки просто от молодости (несколько затянувшейся)? Грустное предположение.

Когда мы вышли из института, я спросил:

— И действительно ни слова про это дело?

— Ни слова.

Почему-то мне казалось, что Жанна не договаривает, но она упорно повторяла:

— Ни слова, будто и не было ничего.

Ну, ни слова, так ни слова. Значит, пронесло окончательно!

— Слушай, Синекдоха, у тебя же цветной телевизор! Пойдем к тебе хоккей смотреть. Я никогда не смотрел по цветному.

Жанна покраснела.

— Я тогда соврала. Нет у меня никакого цветного.

— Ну, пойдем черно-белый посмотрим. А зачем врала?

— Не стоит черно-белый. У меня мама дома. Будет все время чаем поить и о болезнях рассказывать.

— Ну ладно, пойдем в кино. А зачем врала все-таки?

— Назло. Вы на меня так смотрели, точно к вам кикимору болотную прислали. Я и блефанула сразу. И не очень я соврала: в энцефалографе я хорошо разбираюсь, это уж точно, а без цветного телевизора вы бы не поверили.

— Я ж говорю, что ты Синекдоха. А ты еще отпиралась.

Я тоже не очень стремился знакомить Жанну с родителями. Но знакомство все-таки произошло. Случайно. Впрочем, ничего удивительного, что однажды мы встретились в театре: мамины заказчицы всегда готовы устроить ей контрамарку, и для нее поход в театр — не событие, о котором надо оповещать заранее. Она в театр как в магазин ходит.

Столкнулись мы в фойе во время антракта. Мама издали заулыбалась, но потом улыбка сменилась удивлением. Подчеркнуто задрав голову, она посмотрела на Жанну. Взгляд она отвела сразу же — она слишком воспитанна, чтобы устраивать длительные демонстрации, да и незачем: она умеет жалить мгновенно.

— Познакомьтесь, пожалуйста, — вынужден был представить я. — Жанна. Моя мама.

— Ядвига Антоновна, — пояснила мама, протягивая руку. Ее акцент был заметнее, чем обычно.

Жанна робко пожала мамину ладонь.

— О, я рада с вами познакомиться, Жанна. Будто нарочно. У одной актрисы брат — ты, Леша, ее хорошо знаешь, я про Аллочку говорю…

Не так уж я хорошо ее знал: так, формальное знакомство. А мама зачем-то напирала на ее имя с излишней многозначительностью.

— …так вот, у Аллочки есть брат, он волейболист или что-то в этом роде… Он только вчера мне жаловался, что не может познакомиться с хорошей девушкой. Очень положительный молодой человек… Не сердитесь, что я так откровенно, я ведь из лучших чувств. — Мама окинула Жанну взглядом, словно любуясь, и добавила: — Вы были бы такой красивой парой.

Жанна посмотрела на меня, словно спрашивая: твоя мать всегда так шутит? Я отвел глаза.