Долгие поиски

Они выпили. Ира сидела, запрокинув голову, опираясь руками на ковер. Вадим наклонился и поцеловал ее в губы. Он никогда так не целовался: чтобы подбородком касаться носа женщины…

— Подожди. Подожди, не надо.

Ира выскользнула, встала, выключила проигрыватель.

— Не надо сейчас, Вадик, хорошо? Пойдем лучше затягивать гайки.

— Пойдем, — с трудом выговорил он. — Спасибо за ужин.

Прозвучало грубо, но он этого не хотел. Просто язык с трудом ворочался.

Еще помолчал немного, и стала появляться обида. Ведь сама начала. Зачем? Или такая плата за работу — накормить и поцеловать?

Ира стояла рядом в лифте и тоже молчала.

На улице она взяла его под руку.

— Ты не обижайся, Вадик, хорошо? Вы, мужчины, всегда ужасно торопитесь. Потом посмотрел бы на часы и сказал: «Мне пора дежурить». Только ты не думай, что я со всеми так. Я тебя сразу заметила. А ты сидел и не смотрел, кто мимо тебя едет. А вчера милостиво заметил. Ты приходи прямо завтра, только если ты действительно хочешь. Чтобы мы могли не торопиться. Знаешь, кто-то красиво сказал: любящие должны узнавать друг друга, как незнакомую прекрасную страну. Только ты меня, пожалуйста, не обманывай, хорошо? Потому что это нетрудно, и никакой чести в этом нет. Не надо просто ради лишнего номера в списке побед, хорошо?

Ира замолчала.

Нужно было что-то сказать. Что-нибудь холодно отстраняющее, как Онегин Татьяне? Глупо, да и не хотелось. Ира не в его вкусе, все так, но что-то в ней было, чего ему до сих пор не удавалось найти в любви. Как в горах: есть прекрасные труднодоступные вершины — к ним стремятся, не щадя жизни, воспоминания о восхождениях составляют биографию, — и есть уютные долины, о которых не вспоминают, но в которых хорошо отдохнуть. Нет-нет, он не будет клясться Ире в любви: он и вообще никогда не прибегал к такому дешевому обману, а тем более наивная просьба не обманывать произвела впечатление. Нет, он любит Лису! Но не нужно отталкивать и Иру.

Жалко, что Ира с первого знакомства сразу хочет чего-то прочного, долгого! Почему не может жить беспечно: сегодня их тянет друг к другу — и никаких проблем!

Но этого Ире сказать было нельзя.

— Знаешь, я рад, что мы познакомились. И честное слово, я сегодня не знаю, что будет с нами дальше. Конечно, ты мне сразу понравилась: молодая, симпатичная, чего же еще? Ну а любовь — это когда другой становится тебе родным, и невозможно сразу угадать, сроднимся мы или нет.

Вадиму самому стало неловко от такого докторального тона. Но, к его удивлению, Ира ответила:

— Ой, какой же ты молодец, что так все хорошо сказал! Если бы ты сразу стал клясться, я бы подумала, что ты просто разгорячился… ну, в общем, от поцелуя.

Как у нее получалось? Она каждое слово Вадима умела повернуть так, что это слово способствовало вящей его славе.

Интересно, а если бы Ира узнала про шпалы? С Лисой ясно: осуждение, презрение, остракизм. А Ира? Ира бы поняла. Ира бы сказала: «Теперь у нас все будет хорошо, и тебе не придется связываться со всякими жуликами. Уйдешь из гаража, займешься спокойно наукой. Ты такой талантливый!» Что-нибудь в этом роде. Ире никогда не придет в голову, что он может разрушить свои способности.

Когда подходили к воротам гаража, Вадим нервничал: вдруг Лиса все-таки пришла?! Тогда — тогда на этом закончится приятное знакомство с Ирой: ведь если дойдет до выбора, сомнения быть не может — Лиса, только Лиса! Но лучше оттянуть такой категорический выбор, отдохнуть в уютной долине… Но в будке сидел один дядя Саша. Увидев приближающуюся пару, он стал делать Вадиму знаки: сначала показал руками воображаемый низенький предмет, потом энергично зачеркнул ребром правой ладони и изобразил предмет гораздо больший. Смысл сей пантомимы был предельно ясен: маленькой теперь не отделаешься, с тебя поллитра.

— Чего это он машет? — удивилась Ира.

— Хвастается, сколько выпил без меня.

— Тебе, наверное, трудно здесь: поговорить не с кем.

— Нет, дядю Сашу слушать интересно. У него обо всем истории. Недавно он прочитал «В августе сорок четвертого», так рассказывал, как сам вражеских радистов ловил. Запеленговали, и поехала опергруппа на «виллисах», он шофером. Доехали, потом прошли лесом, вышли на агентов. Мужик и баба-радистка. Солдаты мужика схватили, дали ему раза́ сгоряча, а он кричит: «Ребята, что вы делаете, я свой!» Оказывается, соседний фронт забросил, не зная, что тут уже наши. Так он, сукин сын, неделю сведения посылал! Трус оказался, боялся выйти. Услышит по дороге движение, гул моторов и радирует: «Перегруппировка. Подтягивание танковых резервов».

Эту историю дядя Саша рассказал при Лисе, и Лиса не поверила, сказала: «Даже по звуку моторов наши танки отличались от немецких, я читала. И не мог же он только слушать, должен был и посмотреть одним глазом». Лиса хоть и дружила с дядей Сашей, но спуску не давала и ему.

А Ира изумилась:

— Правда? Вот здорово! И ты так хорошо рассказываешь.