Долгие поиски

Вадим стоял в маленькой прихожей. Дверь вела в единственную комнату.

— Дом более поздней серии, чем наш. Кухня и прихожая на полметра больше. Но я-то приготовился оказаться в профессорской квартире!

— Ну что вы. Профессор, как ему и подобает, живет в старинном доме с каминами и лепными потолками.

— Это, стало быть, тоже подарок?

— Только не говорите таким осуждающим тоном. Мне и так совестно, что я вся в папиных подарках.

— Ну что вы, я вовсе не осуждаю. Разве что немного завидую.

— Чему? У вас все будет! Вы талантливый, это главное. Остальное все приложится. Папа, когда учился в двадцать седьмом году, жил на Песках. Оттуда в академию трамваем стоило десять копеек. Поэтому он позволял себе ездить на трамвае два раза в неделю, вставал на полчаса позже, «отсыпался», а в остальные дни ходил пешком.

— Вот именно. А на машине теперь катаетесь вы. Такие радости, как машина, по-настоящему хороши в молодости. А получить все к пятидесяти годам, по-моему, даже немного обидно. Вот и получается, что дети знаменитого человека счастливее его самого.

— Ну что вы! Вы это говорите, потому что для вас само собой разумеется главное: наука, то, что вы открываете что-то новое. И в придачу вам хочется ни в чем не нуждаться. Совершенно естественно. Кто-то умный сказал, что талантливые люди особенно чувствительны к комфорту потому, что у них всегда тревога в душе и внешний комфорт хоть как-то ее компенсирует. Но вы совсем не можете представить себе жизни, когда нет главного внутри: нет таланта, нет поисков, нет открытий. Одно счастливое иждивенчество. Конечно, лучше всего вам с вашим собственным талантом родиться у такого папы, как мой, чтобы заниматься своим делом, ни о чем не думая, не думая, как заработать деньги. Вы простите, что я вроде на личности перехожу, но ведь вы в гараже не от хорошей жизни, правда? Вы не обиделись?

— Нет, что вы!

— Конечно, лучше всего такое сочетание. Но так почему-то совпадает редко. А уж если выбирать, я бы хотела, как вы: чтобы что-то представлять самой.

Произнося этот монолог, Ира отнюдь не стояла без дела. Она зажгла газ, что-то поставила жариться, потом быстро-быстро стала резать овощи на большой деревянной доске. Все это получалось у нее очень ловко, она работала, почти не глядя на руки, как не глядя ведет шайбу хороший хоккеист. Вадим стоял в дверях кухни и смотрел. Он любил смотреть на всякую красивую работу.

Потом он подумал, что если бы он имел неосторожность сказать что-нибудь Лисе по поводу преимуществ, проистекающих от богатого папы, та разразилась бы целой филиппикой в его адрес, а вот Ира так ловко его оправдала и буквально вознесла на пьедестал, что он сам стал собой гордиться.

— Ну вот, готово. Помогите мне все отнести в комнату.

— Что вы, зачем? Давайте на кухне.

— Нет, я хочу в комнате. Вы же гость. Чтобы все как следует.

В комнате у Иры и правда было почти пусто. Но это была роскошная пустота. Весь пол устилал ворсистый, как газон, синтетический ковер, который переходил на низкую тахту. По углам стояли колонки стереопроигрывателя. Все вещи, книги, телевизор помещались в гнездах стенки, причем по странной прихоти шкафное отделение с платьями и бельем было застеклено и доступно обозрению.

Ира перед входом в комнату беспечными движениями сбросила туфли, благо они у нее без застежек. Вадим замешкался, развязывая свои кеды (врученный ему поднос пришлось поставить на пол).

— Бросьте, идите так.

— Ну что вы. Такой ковер как щетка: всю грязь снимет на себя.

Ира выдвигала из угла низкий столик.

— Я обожаю сидеть на полу. Вернее, полулежать, как древние римляне. Знаете, теперь появился такой стиль, но, честное слово, я сама придумала раньше!

Наконец Вадим справился со шнурками и ступил — нет, погрузился в ковер. Идти по такому в любой обуви было бы кощунством, не говоря уже о кедах. Костюм Вадима тоже не очень соответствовал, ковер и со стройотрядовских доспехов мог собрать грязь, но этим пришлось пренебречь.

— Музыку поставить?

— Можно.

— Только я что-нибудь несовременное, хорошо?

Она поставила «Крейцерову сонату». Вызов это, что ли? Или намек? После Толстого на знаменитой сонате неснимаемый ярлык. Теперь ее вдвоем нельзя слушать без задней мысли!

Вадим ел салат, потом мясо с жареным луком — все приготовленное так, как никогда не бывало дома, но звучала соната, и Вадим плохо ощущал вкус.

На что она надеется? На обычное приключение? Или думает, что уже поймала в клетку? Она симпатичная, а изобильная фигура вся — как незатихающий зов. Но слишком получается агрессивно: машина, квартира, папа — комфорт для мятущейся талантливой души. Радоваться бы минуте! Но не умел еще так Вадим, чтобы никаких проблем!

— Вина немного выпьем?

— Мне дежурить ночью.

— Сухого.

Она вернулась с бутылкой и села так, что оказалась рядом с Вадимом. Только ноги в разные стороны.

— За знакомство? Если вы не против, давайте попробуем на ты. А то как-то чопорно. Ой, наверное, опять глупость!