Читаем Долгие поиски полностью

Мишка разливал белое, а пивные кружки тянулись к Пете. Добротные керамические кружки с зеленым незатейливым узором по коричневому полю — их только что подарили Люське.

Петя щедро черпал пиво и выстраивал полные кружки в ряд. Пена смачно шлепалась на пол. Егор поднял рюмку.

— Ну, за Люсеньку. Чтобы всегда была такая же красивая и добрая.

— Ой!

Выпили и потянулись к пиву. Хорошо полилось пиво. Женщины отпили и поставили кружки, а мужчины все дальше запрокидывали головы, все круче наклоняли кружки — пока не скатились в жадные рты последние капли.

— Давай по новой, — заторопился Мишка. — Выпьем за дорогого Бориса Евгеньевича, чтоб ему провалиться.

— Стоп! — Егор ударил ладонью по столу. — Стоп! Чтобы сегодня ни слова о Мирошникове. Сегодня наш вечер, так чтоб не портить. Пусть у него за нас голова болит, а для нас его нет. Не существует. Испарился!

— Правильно! — закричал Вася. — Чтоб ему в штаны оса влетела!

Надя дернула его за руку.

— Хватит! Я же сказал, ни слова о нем. — Егор снова хлопнул по столу. — Разливай, Мишка. Давайте выпьем вот за что. Пока соображаем. Вот мы собираем автоматы. А что, если мы рубим сук, на котором сидим? Вдруг насобираем столько автоматов, что сами не понадобимся?

— За что же пьем? — Вася, опередив всех, глотнул. — Чтобы больше автоматов или чтобы меньше?

— А-а, — торжествовал Егор, — вот и подумаем! Или мы жрать сюда пришли?

Непривычное предложение подумать за столом повергло всех в молчание.

— Ну так что? — нетерпеливо стукнул кружкой Егор.

— Я на «Союзе» после армии работал, — сказал Мишка Мирзоев, — заказали нам глушитель для компрессора, потому что жильцы в соседних домах очень против него шумели. Ну а глушитель этот сволочной, вроде как труба миллиметров двести диаметром, или, скорее сказать, цилиндр. И надо в нем сверлить отверстия. Семь тысяч отверстий, понял? Ну я раз за смену просверлил тысячу, и все пневмодрелью. Тысячу за смену! В пятницу сверлил, а всю субботу от этого дела вроде как что-то крутилось в мозгах. Вот какая бывает работа. Тысячу отверстий, а цилиндр из шестимиллиметровки. Где он, твой автомат?

— Ну для этого как раз автоматы есть. Не о том речь.

— А для меня о том. Сверлил-то я, а не автомат.

Вася Лебедь нетерпеливо махнул на Мишку, точно закрывая ему рот.

— Твоя история простая. А вот вы мою послушайте. Вроде басни. Но факт. Пришел наниматься лекальщик шестого разряда. Мастер ему говорит: «Сделай куб, посмотрю, как ты работаешь». Ладно. Неделя проходит — делает. Две недели — все делает. Через три недели приносит куб. Сделал, значит. Мастер взглянул, говорит: «Сделано чисто, но мне не надо таких лекальщиков, которые три недели один куб делают». Лекальщик говорит: «Не надо, так не надо». Повернулся и ушел. А мастер куб себе на стол поставил. Стоит. Раз толкнул нечаянно, а из куба другой куб вываливается. Рассмотрели, а там одиннадцать кубов друг в дружку вложены — как матрешки, а у наибольшего всего сто миллиметров сторона. И так пригнаны, что мастер не заметил сразу. Во!

— Притирку, значит, сделал. — Потемкин объявил это с таким победоносным видом, будто в притирке вся мораль Васиной басни.

— Если кому автоматов не бояться, так Филипку, — сказал Мишка. — Я на что хотите заложусь, что ему среди нас долго не быть. Еще года три потренируется, и заберут его куда-нибудь на особый завод, где собирают спутники со сверхчистотой и сверхточностью, все равно как всех теноров в Большой театр забирают.

— Вот! — провозгласил Егор. — Вот в точку. Это в мой тост. Значит, есть такие, которых можно заменить автоматами, а есть — которых нельзя. Пьем за то, чтоб все мы стали незаменимыми.

— Не надо, чтобы все, — сказала Лена. — Я думаю, лет через сто, когда этих наших автоматов разведется как собак, рабочих останется совсем мало, и только такие, как Филипок. Может, один на шесть инженеров. И ценить их будут, как художников. Значит, за Филипка и пьем.

Она придвинула свою рюмку к его и быстро их поменяла. Филипок не заметил. Он был слишком смущен тостом. Покраснел. Но нашелся, что ответить.

— А я думаю не так. Потому что если он такой уж художник, ему обидно слепо делать то, что нарисует другой. Ему захочется свое выдумать. И конструктору обидно только чертить, ему захочется свою мысль руками пощупать. Наверное, это неизбежно, что сейчас разделение: инженеры только чертят, рабочие только точат. Ну а когда-нибудь перестанут разделяться. Потому что руки — они тоже думают, они голове подсказчики. Лена про художника сказала, так художник — он как раз пример того, про что я говорю: ведь не бывает так, что один обдумает картину, объяснит, а другой по его объяснению возьмет кисти, краски и нарисует. Нет же! Сам думает, сам смешивает краски, сам кладет на холст; и думает не отдельно, заранее, а все сразу — во время мазка думает. Вот так будет, я представляю. Вот.

Филипок обвел всех взглядом и увидел, что имеет успех. Он загордился и первый поднял рюмку.

— Вот и выпьем по этому поводу! — подхватил Мишка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература