Долгие поиски

Лиса общалась с дядей Сашей на курительной почве. В городе как раз пропали хорошие сигареты, так что то, что Лиса достала «Ту», было скромным, но почетным достижением. Сам Вадим не курил, и новости о состоянии табачного рынка он узнавал от Лисы. А дядя Саша курил «Север», и от слабых сигарет у него начинался кашель, но когда угощала Лиса, он брал любые и даже делал вид, что ему нравятся. Вообще дядя Саша, хотя Лису иногда и поддразнивал, относился к ней нежно, как к собственной внучке.

Дядя Саша закурил «Ту».

— Ну как у вас? Машину никакую не украли? Мне все время страшно: вдруг украдут! Вам тогда придется платить?

— Ну что ты! — Дядя Саша все-таки закашлялся, махнул рукой, не то разгоняя дым, не то показывая нелепость такого предположения. — Выгонят на худой конец, как Химича.

— А за что Химича?

— Заснул, а у него увели тулуп, в котором зимой ходим. Да черт с ним, дрянь мужик. — Дядя Саша поискал сравнение и объяснил: — Хуже Петровича.

А Вадим все молчал. Просто любовался Лисой. Наконец сказал:

— Посмотри, что у нас в будке. Только внутрь не лезь.

Лиса заглянула. Подошла осторожно, привстала на цыпочки — не чтобы лучше видеть, а чтобы тихо.

— Ой! Какие! Слушай, Волчок, а они живы? Лежат так.

В хорошие минуты Вадим становился Волчком. И потому, что в сказках они всегда вместе: Волк и Лиса, и потому, что после книги Моуэта волк стал символом благородства, по крайней мере среди читающей публики.

— Были б не живы, она б их сразу сожрала, — сказал дядя Саша.

— Ну что ты говоришь! Ведь дети!

— Прошлый раз так и было. Трое подохли, и сожрала. Прихожу, у ней морда в крови. Противно.

Этого о Гайде и Вадим не знал. Действительно, противно. Зарыла бы, что ли, но жрать!..

— А можно их потрогать? Она же меня знает.

— И не думай. Она сейчас никого не подпускает!

— Немножко.

Вадим подошел, собрал в кулак ее волосы — так, для страховки, чтобы выдернуть ее в случае чего.

— Я пройдусь, посмотрю, где как, — сказал дядя Саша. — Побудете, да?

Тактичный старик.

— Я на завтра взяла билеты на Якобсона. На дневной спектакль.

— Ну и зря. Нужно было спросить сначала. Я завтра днем занят.

Собственно, этими репликами тема была исчерпана: у них не было принято уговаривать друг друга, объяснять причины, — занят, значит занят, ибо они с самого качала провозгласили обоюдную свободу и стоически держались этого принципа. Например, Вадим звонил ей утром, звал за город, а она отвечала сонным голосом: «Я так хочу спать, я вчера ужасно поздно вернулась!» И он не спрашивал, откуда она вернулась так поздно. Поэтому следующая реплика Лисы была уже как бы проявлением слабости с ее стороны:

— Жалко. Такие хорошие билеты: самые дешевые, по тридцать копеек.

Дело не только в том, что у Лисы нет денег. Тут снова замешан принцип: Лиса считала, что за искусство платить грешно, что искусством нужно заниматься бесплатно, для души. Вадим отлично знал эту идею-фикс своей любимой невесты, но, поскольку она (идея) раздражала его своей нелепостью, он не удержался и заметил:

— Чего ж хорошего? Сказала бы, что хочешь, я бы купил первый ряд.

— Первый ряд! Нашелся купец. Как ты не понимаешь: искусство должно быть счастьем, а за счастье не платят!

— Ага. Пусть отработает восемь часов, а потом пойдет заниматься своим счастьем. Посмотрел бы я на ее антраша.

Они уже это говорили друг другу десятки раз. Поэтому не стали продолжать спор. Тем более как раз вовремя откуда-то вывернулся Бой и восторженно бросился к Лисе.

— Ах ты, Боенька, ах ты, собаченька. Тебя-то всегда можно погладить. Ты-то меня всегда любишь.

— За колбасу, — прокомментировал Вадим.

— Да ну тебя, математик, жалкий сухарь! Боенька меня и так любит.

— Математика сухая, зато физика полна романтики.

— Еще бы! Мы имеем дело с реальными телами, а вы с абстракциями.

— Тела — это хорошо, — согласился Вадим и прижал к себе Лису.

— Да ну тебя. — Она вывернулась. — Вон кто-то едет, приступай к обязанностям.

К воротам подъехала черная «Волга». Государственная. Из нее вылез солидного вида пассажир, несколько нерешительно подошел к Вадиму.

— Сторожа где можно видеть?

— Я — сторож.

А за кого он, интересно, принял Вадима? За кооператора, прогуливающегося с молодой женой?

— Скажите, а председатель ваш, — он на секунду затруднился, но вспомнил: — Святослав Юрьевич здесь?

— Нет, сейчас нету. А вы из стройтреста?

— Да.

— Он о вас говорил. Просил передать, что будет часам к пяти.

Солидный товарищ покраснел.

— Но как же так? Мы договорились! Сейчас еще только половина четвертого.

Раздражение, обращенное на председателя, Вадима только радовало. Он продолжал с готовностью:

— Он просил либо подождать, если можете, либо заехать еще раз.

— Безобразие! Министр какой, чтобы его полтора часа ждать! Передайте, что я не знаю, смогу ли приехать еще раз. Так и передайте: не знаю! И передайте, что я удивлен. Обязательно передайте: удивлен! Пусть сам ко мне звонит, сам едет. Ему нужно, в конце концов. Министр какой!

Солидный товарищ пошел к своей машине.