Когда я писала эту книгу, один мой одаренный друг вернулся из продолжительного гастрольного тура хромым. Он – музыкант огромного таланта, способный исполнять произведения, глубина и масштаб которых требуют виртуозных навыков владения инструментом. Он ими обладает. И использует. И сомневается в них. А сомнения – опасная вещь в тот момент, когда вы прыгаете с камня на камень, переправляясь через бурную творческую реку. Почувствовав сомнение в неудачный момент, можно оступиться – он вспоминает, как во время концертов в Японии его мучили странные провалы памяти, связанные, очевидно, с разницей во времени. Нет, на качестве исполнения это не отразилось, но он боялся, что отразится, а этот страх очень мешал сосредоточиться на игре. Тревога подобного типа может загнать художника в область такого темного ужаса, который большинству и представить сложно.
Ангелов делает ангелами не то, что они святее людей или демонов, а то, что они ожидают святости не друг от друга, но лишь от Бога.
В каком-то смысле то, насколько мы хороши как исполнители, не наше дело. Это дело Бога, а мы – словно священники, которые облачаются к заутрене, – заполняем собой форму, которая больше, чем мы. Очень часто красота натренированного голоса певца может поднять его нетренированную душу на новую высоту и соединить с чем-то или кем-то более масштабным, чем мы. Хороший концерт может напоминать обряд инициации в каком-нибудь племени. Благодаря величию исполнителя мы постигаем величие жизни. Слыша, как поет о тоске и любви Джуди Гарленд, сами проникаемся этими чувствами. И место «где-то выше радуги» из знаменитой песни в ее исполнении находится в сердцах, причем оказаться там мы можем благодаря искусству – и художникам.
У взрослых обязательно должны быть дети. Маленький ребенок похож на начало всего – это чудо, надежда, мечта о возможностях.
Вчера я ужинала в компании трех молодых классических музыкантов, все – восходящие звезды, лучащиеся талантом. Казалось, стол вот-вот задрожит, как во время спиритического сеанса: столько творческой мощи и света было в людях, сидевших за ним и заказывающих пасту с соусом песто, салат из рукколы, фетучини под соусом ливорнезе и пенне а-ля водка.
– Ваши преподаватели учили вас сомневаться? – спросила я.
Юные таланты замерцали, как светлячки. Вопрос явно вызвал у них беспокойство. Один вскоре должен был отправиться на гастроли в Японию в составе труппы Нью-Йоркской оперы, и это его немного пугало.
– Вообще-то нет, – сказал один скрипач.
– Нам говорили, что нужно просто игнорировать сомнения, – добавил другой.
– Критики часто завидуют музыкантам, – фыркнула виолончелистка. Ей пока не довелось пострадать от жестокости критиков, но она «много слышала» о ней.
Несмотря на космополитичный шик, они были еще совсем новичками и надеялись прорваться «на честном слове и на одном крыле».
Нет, они не были готовы к полету.
«Не покупайся на первое же сомнение», – предупреждала меня старшая коллега Джулианна Маккарти, и за этой мыслью стоят 60 лет опыта работы на сцене.
Для художника первое сомнение похоже на первую рюмку для пока еще трезвого алкоголика: мы не можем позволить себе романтизировать его. За первым сомнением следует второе. За вторым – третье, и вот вы уже теряете душевное равновесие и начинаете получать травмы, налетая на мебель.
Одна из причин, по которой художникам нужно говорить друг с другом и слушать чужие мнения, заключается в том, что пресса – ненадежный источник информации, касающейся творчества. В представлении прессы художники или мученики, или герои, а не те, кем должны быть – ловкими самураями духа, чтобы сохранять равновесие в бурном море сомнений.
Когда на художника движется вал сомнений, он должен знать, как увернуться. Художник не может позволить сомнениям захлестнуть его, не может позволить себе утонуть в них.
Но для художника сомнения одновременно и часть его ландшафта, и никогда не преходящая опасность. Сомнения – как смерчи в Канзасе. Сомнения – это резкое падение температуры и атмосферный вихрь на высоте шести километров. Сомнения – это землетрясение в сердце, лесной пожар самокритики, угрожающий уничтожить все на своем пути. Иными словами, сомнения одновременно и нормальны, и смертельно опасны, вроде королевского аспида во Флориде. Не стоит с ними шутить.