Лежим на тёплой земле, нам светло безлунной ночью. Всё спокойнее бьётся её сердце. Арика поёт о небе и звёздах, о луне и ночных цветах, о близких горах и о далёком море, о том, как растёт трава, снова о звёздах.
— Ты удивительно поёшь.
— Это песня сумерек, когда свет умер, а темнота ещё не родилась. Она позволяет переходить границу, на время нарушать запреты. Я впустила тебя, Ли'у, а теперь держу ночь, но солнце сильнее. Скоро начнёт светать.
— Зачем? Ты не любишь рассвет?
— Я Ночная, меня нет днём. Так захотела мама.
Молчим. Восток всё светлее.
— Тебе пора, — голос Арики звучит внутри меня.
— Но… — думаю в ответ. Только так мы можем понять друг друга — без слов, через тишину.
— Хочу, чтобы ты остался — насовсем, навсегда, но нет таких песен, таких звёзд, что помогли бы мне, нет такой силы. Я знала об этом и всё равно придумала тебя, загадала, что ты придёшь, позвала за собой. Не могла не позвать, я ведь Ночная. Прости меня, Ли'у. Пожалуйста.
Арика поёт о рассвете, как может петь лишь тот, кто никогда не видел солнце. Затихает песня, тает всё вокруг. Я снова на своём берегу — там, где спустился вечером к реке. К Днепру. Нет гор на горизонте, не манит огнями далёкий город. Не говорит со мной девушка с другого берега.
— Подожди! — кричу я. Бегу к воде, в ней отражается светлеющее небо. — Арика-а-а!
Падаю в реку. Никто не поёт песню, чтобы по ней можно было идти.
Грязный, мокрый, сижу на прохладной земле, жду чего-то. Загораются над горизонтом облака, зовут, торопят солнце. Вспыхивает над макушками далёких деревьев первый оранжево-красный луч нового дня.
В бесконечном шёпоте бегущей воды слышу голос Арики:
— У нас… У меня родятся две дочки. Дневную воспитают люди, они сами дадут ей имя и будут верить, что девочка — одна из них, пока не наступит её черёд. А Ночная будет жить среди моих сестёр, её научат песням. Хочу назвать её Ли'а. Можно?
Конечно можно.
Ненаписанные истории
Сдержанно, со вкусом отделанная комната. Скромная, но удобная мебель, на окнах глухие шторы. На журнальном столике букет луговых цветов в керамической вазочке. Точно такую же я разбил в детстве. Мама расстроилась, я свалил вину на кота, так никогда и не признался.
— Это рай или ад? Не пойму.
Б-г, если это, конечно, он, в светло-сером костюме-тройке, при галстуке, в сильных очках. А мне снова лет тридцать или около того.
— На этот вопрос я не смогу ответить. Решай сам, спешить некуда. Да, Яша, у меня кое-что для тебя есть.
Б-г, если это, конечно, он, протянул мне книгу без названия. На белой обложке только имя и фамилия автора. Мои имя и фамилия.
— Что это?
— Здесь те истории, которые ты придумал, но не смог, не успел, не осмелился написать. Есть неплохие, я взял кое-что на заметку. Почитай, уверен, тебе будет интересно.