Долгий путь, или Хрупкие люди

Шон не ошибся. Этот голос попадал в каждого, и находил отклик в душах. Эта чуть инфантильная обманчиво-примитивная/обманчиво-искусная манера копировалась повсеместно. Нежданный лидер группы стал вдруг голосом и архетипом поколения, 10-летия, целой переломной во всех смыслах эпохи. Ошибся Шон в другом: этот голос оказался на столько въедливым и узнаваемым, что его вряд ли кому-то удалось повторить. Хотя по сей день продолжает казаться, что так – споет каждый.

Нанятые педагоги помогли Райсу раскрепоститься, и немного раскачать звучание. Они лишь успевали удивляться, как он быстро все это схватывает. Как бодро «вытягивает» с таким надрывом целые концерты, и как предельно точно исполняет «в минус-фонограмму» самые ответственные съемки с живым звуком. Ни нежный возраст, ни нервы, ни неопытность, ни критика в прессе не могли сбить его с взятого курса. «Его сам черт не берет!» – удивлялись ему за спиной помощники и педагоги… Простуженный, напуганный, расстроенный, не готовый, а потом и под воздействиями, он ни разу не забыл слов и не сорвал голоса! Просто живой магнитофон! За кулисами он мог быть капризен, нестабилен, ленив, упрям, неуправляем… Но на сцене это был машшшиина! Ровно поющий 2 часа вприпрыжку! Самородок!

Его звучание все еще было далеко до привычной музыкантам и профессионалам выхолощенной качественности,

но оно было цепляющим, а этого оказалось достаточно для популярности небывалых масштабов, и выгод в платиновых исчислениях. Упорно игнорируя любую критику, взятые Шоном пареньки осуществляли вместе самые смелые и прогрессивные идеи, заметно опережающие время. Композитор – упахивался в студии, пока его ни увозила скорая. А Райс – просто… Сиял.

И куролесил, впоймав свою волну, когда ему все давалось все так легко и играючи, словно б компенсируя сполна выстраданную неудачливость и незаметность его детства. И он – брал от жизни все, кушал ее «большой ложкой». Разгонялся до предельных скоростей. Он довольно быстро усвоил, что он – удачлив, ведь он оживает даже после остановок дыхания от передозировок, что жизнь – простая штука, и ему многое может проститься. Потому что его – не заменить.

Он оказался в этом и прав, и не прав одновременно. Он успел прожить в этой паре лет – всю свою жизнь словно б наперед – авансом. Наперегонки со временем. Чтоб потом попасть в коллапс, в безвременье на десятки лет. Но успел побыть богатым человеком, успел испытать многое. Успел любить, быть любимым,

и успел родить прекрасную дочь.

Оглядываясь назад, теперь Трэйси понимала, что Райс – это история фатальной везучести. Распорядиться которой, возможно, не хватило ума. Однако легендарности его вклада, и его умения оказывать влияние на души людей все равно никто не отменял.

Гениальный ли он музыкант? Спорно. Его просто подхватило и понесло, повело неведомыми тропами, которые раскрыли сполна весь его потенциал – все лучшее в нем,

и все – худшее. Соразмерно. Случайность ли это, везучесть, Или карма? Миссия?

Он просто будто попал под небесный «прожектор», и исполнял горел свою предначертанную яркую и печальную роль. А потом дотлевал свою жизнь потихоньку в одиночестве, всеми позабытый, для всех двойственный и неблагонадежный.

Интересная у человека судьба, что ни говори… Частью которой ей быть…

…посчастливилось ли?

Надо все-таки позвонить Тейн. Соскучилась.

Были годы, когда Трэйси рассказывала этой девочке (пускай ей уже и за 20) свои (и его) откровения и эксклюзивы. Но все в жизни – возмездно, и настал тот момент, когда девочке самой появилось что рассказать. Самого актуального. Сейчас дочь – самый близкий его человек. И та, кому удалось совершить почти чудо.

Трэйси же была в этом маленьком дружеском тандеме кладезем глубокого и томного ностальгического рэтро. К которому Тейн относилась бережно, как к каждой из допотопных винтажных видеозаписей с ним.

Трэйси обещала себе рассказы малышке аккуратно фильтровать, чтоб не ранить ее чувства. Но внимательная и рассудительная Тейн заверила, что достаточно взрослая, чтоб понимать степень того, на сколько ее отец – «не ангел», и что поведанное – лишь научит ее понимать и принимать его лучше, быть готовой к откровенности ним… и кроме того, она никогда не видела в сознательном возрасте, попросту не помнит родителей вместе – застала лишь их распри, и осторожные болезненные свидетельства ее матери о муторном скандальном разводе с разделением имущества, когда Тейн самой было пару лет от роду. Поэтому речь о ревности тут пойдет вряд ли, если, конечно, не посвящать во все это ее мать.