Глава 18
Начало новой рабочей недели Саша ждала с волнением, скрыть которое не удалось от дочери. Даша, правда, все истолковала по-своему, решив, что мама, как и она сама, просто скучает по папе.
О насыщенном субботнем дне и встрече в торговом центре девочка почти забыла, в отличие от Александры, которая не находила себе места от смущения и неловкости. Стертая грань в отношениях с Макеевым не могла не беспокоить. До этого Дмитрий был посторонним человеком, начальником, который давал задания и платил зарплату, теперь же он невольно подошел так близко, как было недопустимо ни для кого уже много лет. Смерть любимого человека Саша не обсуждала даже с Павлом, тем более не решаясь заговорить с ним о том осеннем дне. Несколько часов откровений в больнице – и молчание на долгие годы. Им не о чем было рассуждать, за исключением кратких упоминаний о том, что не прекращало терзать память. Поездки на кладбище и то проходили почти в тишине. Она не могла, не хотела говорить сначала от рвущей душу боли, потом – из-за переполнявшего ее опустошения.
Парадоксально, но заливаясь слезами в постели, не согревающей даже множеством одеял, Саша оплакивала не себя, не растерзанное тело, не разорванную в клочья душу, – рыдала о НЕМ. Сначала отчетливо, будто на экране, а потом все туманней с каждым днем, видела перед собой любимое лицо, еще живое утратившее признаки жизни. Странное имя, прозвучавшее в кабинете Кирмана из уст незнакомца, недолго оставалось для женщины загадкой. Пряча глаза и тщательно подбирая слова, Павел пояснил, кем являлся тот самый Тор, расправой которого пригрозили Филиппу. И осознание горькой вынужденности принятого им решения обрушилось на плечи несдвигаемой плитой. Что должен был чувствовать человек, решаясь на подобный шаг, понимающий, что проиграл неизбежно, и никакие силы не помогут, не уберегут от беды?
Как же она жалела теперь, что не послушалась его, не учла, не осознала важности данного указания. В запрете появляться в офисе видела лишь странную прихоть не всегда постижимого мужчины, а не стремление обезопасить ее любой ценой. Теперь и раскаиваться было не перед кем.
Проведенные в больнице несколько дней лишили ее возможности попасть на похороны, да и Павел, почти неотлучно находящийся рядом, категорически запретил даже думать об этом. Саша не спорила: собственное упрямство оказалось слишком дорогостоящим. Они приехали туда много позже, вдвоем, когда уже успели увять цветы в роскошных венках и посещение не могло привлечь ничье внимание. При виде небольших четких букв, выбитых на табличке, Сашу затрясло, и она вновь пожалела о том, что не умерла тогда. Вместе с ним. Что-то хрипела, пытаясь вырваться из рук друга, уже несколько дней находящегося в статусе мужа. Мужа… А ведь совсем недавно в этой роли виделся другой человек. Он тоже находился рядом, но двухметровая толща земли навсегда стала непреодолимой стеной. В глазах расплывалась странная фраза, не имеющая ничего общего с действительностью: «Трагически погиб».
– Паш, почему? Его ведь… – слова застряли в горле, так и не вылившись в мучительное определение, а мужчина лишь покачал головой, обнимая ее за плечи и поднимая на ноги.
– Это официальная версия, малыш: неисправность в двигателе, приведшая к взрыву. Не было никаких выстрелов. Их никто не видел и не слышал. Дело закрыто.
Она бы предпочла остаться там, в унылой тишине старого кладбища, и забыть о беге времени и превосходящей разумение боли. Нашла бы способ. Смерть подошла так близко, что перестала страшить, напротив, казалась избавлением. Но под сердцем, лишенном желания существовать, билась крошечная жизнь, и повредить ей Саша была не вправе. Последний подарок любимого человека, дочка, о которой он так мечтал, маленькое солнце взамен ушедшего с небосклона. Единственный повод продолжать дышать.