Долгий путь на Бимини

Каррересу было плевать на веру Брида в вудуистский пантеон, но доктор подозревал, что, заполучив Реме, Брид наконец угомонится; освободившись от терзавшего его страха, лишится заодно и жестокости. Вряд ли капитан вдруг сделается честным человеком – но станет хотя бы не таким опасным. Начни Реме отвечать на чувства Брида – и Вест-Индия избавится от бессмертного пирата, уже прославившегося своей бессмысленной жестокостью…

Карререс усмехнулся и покачал головой. Такими мыслями стоит заговаривать зубы губернатору, но не самому себе. Выручить Брида требовало простое милосердие. Пережитое в тумане лежало на душе холодной сырой тяжестью. Карререс будто окружил эти знания непроницаемым коконом, набираясь сил для того, чтобы вновь погрузиться в нечеловеческие, бесчеловечные глубины, и что-то подсказывало ему: милосердие будет тем стержнем, который не даст сознанию развалиться на части и поможет хотя бы выжить – так же, как Бриду помогала выжить его любовь.

Доктор был твердо намерен помочь капитану. Оставалось только понять, как это сделать.

– Пора познакомится с хранительницей Бимини, – тихо сказал Карререс самому себе.

Глава 22

Реме сидела на мостках, обхватив руками колени, и глядела в воду. Рядом валялся мешок с подарками капитана; похоже, Реме даже не дотронулась до него. Как же ей досадны приставания Брида, подумал Карререс, если неприязнь победила даже женское любопытство! Карререс шел медленно, пользуясь случаем рассмотреть хранительницу Бимини. Легкая, ловкая фигура. Копна темных волос, не жестких и прямых, как у большинства индейцев, а слегка вьющихся, мягких даже на вид. Кожа, отливающая темной медью. Неправильные, но милые черты лица. Хранительница откинула с лица волосы, вытянула ноги, опустив маленькие ступни в воду, и Карререс наконец уловил то, что делало Реме такой мучительно-привлекательной. Многие женщины на первый взгляд были красивее Реме, но даже сейчас, донельзя расстроенная, она казалась исполненной нежной, но необоримой жизненной силой, сквозящей в каждом движении.

Услышав шаги, она хмуро взглянула на Карререса и отвернулась.

– Одно ваше слово, и я уйду, – кротко сказал доктор. Реме дернула плечом, будто отгоняя москита, но промолчала Сочтя это за разрешение остаться, Карререс опустился на прогретые солнцем доски.

– Как вы стали хранительницей, Реме? – спросил он. Девушка недоверчиво скосила на него темный, как спелая вишня, глаз, но на лице Карререса было написано лишь легкое, доброжелательное любопытство.

–Я услышала зов, – пожала она плечами. – Понимаете, – начала объяснять Реме, предупреждая вопросы Карререса, – это трудно выразить словами. Просто тепло вот здесь, – она прижала руку к груди, – которое тянет, тянет куда-то… Не знаю, поняла бы я сама, в чем дело. Но в нашей семье многие женщины слышали песню Бимини. Последней была сестра моей бабушки.

– У вас была особенная семья? Вы не похожи на простую индианку.

Реме покачала головой.

– Я долго жила с белыми, – объяснила она. – Меня с семи лет воспитывали в одной миссии в Новой Испании, – она по-детски высунула язык и закатила глаза, изображая крайнюю степень отвращения.

– Похоже, вам это не очень нравилось, – улыбнулся Карререс.

– Еще бы! – живо откликнулась Реме. – Ох и злющий у них бог! И всегда ты виновата, как ни крутись, – просто за то, что появилась на свет. Не смейся, не танцуй, не пой, – ну разве что гимны. И невозможно остаться одной: вечно кто-нибудь пристает, и что ни сделай, все будет не так… Я только и думала, как найти уголок, в котором меня хотя бы часок никто не будет трогать. А уроки?! Уф! Конечно, мне не нравилось! – Реме перевела дух и покачала головой. – Поэтому, когда я услышала зов, я даже не задумалась, – ну разве что над тем, как бы половчее сбежать. В конце концов мне помогла одна монахиня. Бедняжка думала, что меня позвал Иисус, – Реме хихикнула, как школьница. – Она помогла мне добраться до побережья и раздобыла каноэ. На рассвете мы попрощались, я села в лодку и поплыла в открытое море, – был отлив, и течение помогало мне…

– Вам не было страшно?

– Но я же знала, что меня ждут на Бимини, чего мне было бояться? – удивилась Реме. – Когда берег стал полоской тумана, я сложила весла и заснула. А проснулась посреди озера. В доме никого не было, но зола в очаге еще не успела остыть, и маленькие манго на столе были свежие и прохладные, будто их только что принесли с гор. С тех пор я живу здесь.

– И храните источник от чужаков?

Реме покачала головой.

– Какой смысл в источнике, если никто не сможет пить из него? Любой, кто нашел дорогу, имеет право прийти сюда. Я просто знаю, что должна быть рядом. Не знаю, зачем.

– И вы не исполняете никаких обетов? Ни делаете ничего особенного?

Реме вдруг покраснела. Мгновение она колебалась, но потом решительно покачала головой:

– Ничего. Мне вообще кажется, что на самом деле я не нужна источнику. Всего лишь, знаете, такая традиция. Я просто живу здесь.

– Всегда одна?

– Да. Мне нравится, что здесь нет людей.

– Вы не тоскуете?

Реме покачала головой.