Долгий путь в лабиринте

По возвращении он демонстрировал Саше свои приобретения — выхватывал из кошелки и поднимал над головой курицу, кусок сала или лепешку сливочного масла в зеленом капустном листе. Саша обязательно должна была подтвердить: это действительно лучшее из того, что можно достать на рынке. А Энрико таращил глаза, надувал щеки и отчаянно жестикулировал: копировал спекулянтов, воссоздавая историю покупок.

Поглядеть на эти представления сбегалась вся больница. Люди толпились в дверях и покатывались со смеху. Поведение Энрико объяснялось его экспансивностью, темпераментом: испанец, горячая южная кровь.

На деле же все было иначе. Только Энрико знал, что по ночам Саша плачет: никак не может забыть погибших товарищей. Ему уже было известно, кто был Андрей Шагин и как подло с ним расправились. Ну, а убитых напарников Саши по разведке — Олеся Гроху и второго связника он сам видел в банде… Вот он и лечил по-своему Сашу — старался развеселить.

С ее матерью он познакомился, когда после разведывательного полета с чекистами посадил аэроплан на городской площади и вернулся в больницу. Ему сказали, что Саша у хирурга. Он устроился у двери в операционную и стал ждать. Почти тотчас в дальнем конце коридора появилась женщина. Сопровождал ее руководитель чекистов, которого Энрико уже знал.

Они тоже подошли к операционной. Энрико сразу понял, кто эта женщина: мать и дочь были очень похожи.

— Сеньора, — сказал он, — потеряно много крови, но рана, я думаю, не так опасна, как это кажется. Еще я свидетельствую: она мужественно держалась до самого конца. Любая мать могла бы гордиться такой дочерью. Что до меня, то перед ней я в неоплатном долгу.

Кузьмич заметил, что это он, Энрико Гарсия, спас жизнь Саше, а не наоборот.

— Ну нет! — Энрико покачал головой. — Есть вещи, которые порядочные люди ценят выше собственной жизни. Сеньорита помогла мне остаться честным человеком.

Так они познакомились, вместе провели ночь у Сашиной постели — после операции Саша была в таком состоянии, что в любую минуту могло потребоваться вмешательство врачей.

На рассвете он уговорил пожилую женщину отправиться домой и немного поспать: утром ее ждала работа в госпитале, находящемся на другом конце города.

К исходу дня, когда она снова пришла в больницу, Энрико провел ее в расположенную по соседству каморку. Там стояла раскладная койка с постелью.

— Мои апартаменты, — сказал Энрико. — Как видите, условия вполне приличные. И потом у меня нет другого жилья в этом городе.

— Для вас готова комната в моем доме.

— Как вы думаете, оставила бы она тяжело раненного товарища?

— Думаю, не оставила бы, — сказала мать и улыбнулась.

Энрико тоже улыбнулся, взял ее руку и поцеловал.

Так он добивался права неотлучно находиться возле Саши.

Она вышла из больницы через полтора месяца. К этому времени у них все было решено.

Год спустя в семье появилась маленькая Лола. Еще через два года Энрико Гарсия с отличием завершил учебу на курсах военных пилотов, стал красным командиром, получил назначение в Среднюю Азию — там все еще свирепствовали басмачи, местные власти остро нуждались в таких, как он, храбрых и умелых авиаторах. Саша отправилась с ним, а Лола осталась у бабушки.

Последние несколько лет они служили в Баку — Энрико попросил перевести его ближе к морю, которое любил с детства. Саша работала в ГПУ, Энрико командовал звеном морских ближних разведчиков — МБР. Они звали с собой и Марию Павловну, но она больше всего на свете ценила независимость и не поехала. Она и Лолу не хотела отдавать: девочка хорошо учится, занимается языками, сейчас бабушка ей нужнее, чем родители. Но Саша все же настояла на своем.

…Между тем встречное судно приблизилось. В те годы это была единственная на Каспии настоящая большая яхта — с килем в несколько тонн, уходящим под воду массивным треугольным плавником. Тяжелый киль позволял судну нести большую парусность. И сейчас, подставив боковому ветру белоснежные кливер и грот, яхта грациозно скользила по волнам.

Энрико с горящими от возбуждения глазами следил за изящным судном. Яхта принадлежала военно-морскому ведомству, стояла на якоре неподалеку от базы гидросамолетов. Он хорошо знал ее и все же всякий раз немел от восторга, когда видел судно в плавании… Если авиация была делом жизни Энрнко, то яхты, швертботы, вообще плавание под парусами — самым сильным увлечением.

— Лола! — крикнул он. — Взгляни на это чудо!

И так как дочь продолжала спать, он протянул руку и легонько пощекотал ее за ухом.

Лола проснулась, выставила голову за ограждение кокпита.

— Что это?!

Девочка показывала на берег. Там, за западной оконечностью города, полыхал пожар. Высоко вверх била струя огня, будто кто-то зажег гигантский факел. Пламя то скрывалось в бурлящих клубах черного дыма, то расталкивало дым и тогда было видно целиком.

Саша тоже увидела пожар, перебежала на корму, села рядом с Энрико.

— Нефть? — сказал он.

— Думаю, горит фонтан… — Она взглянула на мужа. — Надо быстрее на берег!