Долгий путь в никуда

– Он прижал руку к носу. Вот так, – Федя, шутовским образом присев, расставив ноги, передразнивая нелепую боевую стойку Грини, показал карикатуру на друга. Мне такое его поведение не понравилось и поэтому сразу расхотелось лезть вперёд с поздравлениями. – Зачем? Я ему туда раз сунул, второй, ну и он заныл. Пускай поноет уродец с сиськами. – Действительно, Гриня страдал таким дефектом – жирная грудь. Сам не толстый, а сиськи подкачали. И вот его друг начал потешаться над этим его недостатком. Почему? Ну почему люди такое дерьмо?

Мне захотелось как-то внести ясность в произошедшее, остаться честным и не стать участником импровизируемого шабаша по развенчанию бывшего любимчика авторитета. Федю я не оправдывал, видел его слабость и подлость (про которые, впрочем, я очень скоро забыл), но поведение остальных мне было не понять. НИКОГДА. Им-то Гриня ничего не сделал. Никак не оскорбил, не задел. Только что они с ним вместе веселились, и вот уже закидывают дерьмом, крича – "Струсил! Заплакал от боли! Баба с сиськами!" – и – «хи хи, хи хи, хи хи». Как же тут не перевести ситуацию на себя. Моя хорошая память на мои собственные болячки, причинённые мне кодлой бесчувственных волчков, заставила подать голос в защиту Грини. И опять получился эффект временного героя, приковылявшего из произведения про военную доблесть:

– Он не от боли заплакал, а от обиды. Каждый мог заплакать. Это понятно. Важно, что он от драки не ушёл. – Ремарка: о моём заочном заступничестве Гриня так и не узнал, а оно его спасло от части неприятностей, которые неизбежно следуют за полученными тумаками в проигранной подчистую драке.

На меня так странно посмотрели. И Федя, как самый умный среди нас, тоже что-то, если не понял, то почувствовал. Празднование опущение кулаками Грини скомкалось, скатившись с повышенных тонов на обычный разговор. Первый отвалил Стасик, ему до дома было добираться дольше других. Потом Культяпкин. Втроём – я, Федя и Пончик мы перешли дорогу и, меся снежную слякоть, побрели по району. На перекрёстке постояли, посмеялись над анекдотом (Федя умел разрядить обстановку) и разошлись.

История имела продолжение. Гриня, отколовшись от свиты Феди, остался без защиты и сразу примерил на себя шкуру жертвы. Бычата не на следующий день, а через неделю где-то просекли в чём дело. Чижов сказал фас, Хмелёв одобрил. Гриня стал Бонч Бруевичем, Сисястым и дешёвой шмарой Защеканкой. На переменах ему доставалось наравне со мной и даже, наверное, эмоционально он страдал больше. Я привык, сжился, терпел, копил ненависть, болел страхом и ждал часа расплаты, а он ничего не понимал, он никогда не подвергался такой организованной травле и всегда считал себя выше этого. Его все эти плевки на ниже него стоящих в школьной иерархии недосуществ не касались. И вот однажды проснулся и оказался там внизу, среди них, среди нас. Не на самом дне, но в поносе по горло.

Угадайте кто, понаблюдав за тем, как Гриня страдает от регулярных побоев и обстрелов жеваной бумагой, присоединился к гончей своре? Да, этим человеком стал Федя. Сначала он натравил на Гриню Пончика. Они зарубились после школы. Вообще без повода. Пончик его толкнул, Гриня не стерпел – одно дело бычата, а другое дело Пончик.

Если не везёт, так не везёт. Гриня продул и эту драку. До сих пор у меня перед глазами стоит утоптанный за школой снежный пятачок, обильно политый кровью Никишы. Алые отпечатки капель крови с пятикопеечную монету в ореоле из лучей-чёрточек и по краям площадки размазанные в розовую кашу, затёртые борющимися телами пятна, обозначающие границы арены ушедшего в прошлое эпического сражения. Скорее всего, если бы я видел саму драку, а не только слышал о ней и потом, отведённый чуть ли не за руку злорадным Федей, не наблюдал её итоги в оранжевом свете фонарей, то мне этот случай так сильно в память не врезался бы.

Ладно. Кому-то этого показалось мало. Понятно кому? Федю не устроило место стороннего наблюдателя. На перемене, ну как всегда, Гриню зажали в аппендиксе и принялись месить, как дрожжевое тесто. Чижов, Захар, Федя и Аист. Хмелёв отсутствовал по уважительной причине больного горлышка. У него наблюдались постоянные неполадки с гландами до тех пор, пока родители, устав от вечной ангины сына, не поместили его в больничку, отдав врачам на операцию по их удалению.

Я стоял в сторонке, мне сегодня не перепало. Новая жертва – новая кровь. И Грине не повезло. Били его так – зажав углу, например Захар толкал в грудь, Чижов бил своим понтовыми бутсами иностранного производства с толстой жёлтой, ребристой, полупрозрачной подошвой по ляжке, Аист отвешивал подзатыльник, а Федя заканчивал щелбаном в прыжке. Затем шли оскорбления, и круг мутили заново. Двадцать минут отдыха превращались в два века пытки.