Долгий сон

Ощупью он добрался до двери в уборную, вошел. Открытие, что его семья живет во власти страха, потрясло его, наполнило тревогой. Почему до сих пор у них дома никогда не упоминали прямо про отношения с белыми? Почему никто из учителей ни разу не заикнулся про это в школе? Почему достопочтенный Рагланд обходил эту тему молчанием в своих проповедях в церкви? Поражаясь все больше, он припомнил теперь, какую притворную чопорность неизменно напускали на себя отец с матерью, когда заговаривали о белых, — теперь он понимал, что за нею прятали чувства, которые стыдно выдавать. Стало ясно, что не всякий черный позволит себе признаться, в какой степени правят жизнью черных людей невидимые, но всемогущие лики белых. Его мысли мешались, он был не готов к тому, что его чувства примут такое направление. С того вечера он проникся безотчетной уверенностью, что ему, пусть мимолетно, открылось, какими должны представляться белым черные люди, он начинал глядеть на своих чужими глазами, и то, что видел, вызывало в нем такое чувство, будто между ними и им существует расстояние, это беспокоило его, приводило в замешательство.

Одно он знал теперь твердо: подлинность жизни, которой живут такие, как он, перечеркнута; подлинный мир начинается где-то там, в тех местах, где обитают белые, — люди, в чьей власти сказать, кто имеет право жить, а кто нет и на каких условиях, а мир, в котором живет он сам и его семья, — мир призрачный, ненастоящий. Только как же получилось, что он стал таким? Верно он думает или ошибается, Рыбий Пуп не знал, но он точно знал, что искать правды у родителей бесполезно.

Он сидел, напряженно глядя невидящими глазами в темноту, и пытался представить себе, как заговорил бы с белым парнем или девочкой своих лет, и не мог. Живут бок о бок белые и черные, а как далеки друг от друга, подумалось ему. Каждый день, утром и после обеда, по дороге в школу и домой, он проходит мимо белых людей, а для него они как будто не существуют, да и они словно бы не замечают его! Как это может быть, что они прямо тут, под боком, а он не думает о них ежеминутно? Тем более раз они так всесильны? Или, может быть, в нем самом есть какой-то изъян? Нет, непохоже, ведь и Тони с Зиком, и все ребята из школы тоже почти никогда не заговаривают о белых. Один Сэм, но у Сэма вообще неизвестно что наворочено в голове. Возможно, родители что-то утаивают от него? Скрывали же они, например, как рождаются дети. Или как устроены женщины. Наверно, есть в белых что-то действительно страшное, иначе о них кругом говорили бы больше.

Кстати, что-то не помнится, чтоб отец хоть раз запросто побеседовал при нем с кем-нибудь из белых. Правда, отец и не работает на белых, не то что отец Сэма или Тони. Он никогда не ездит на трамвае, на поезде или в автобусе, а если ест в ресторане, то обязательно таком, где хозяин черный. Потому он и его семья прямо не испытали на себе, что значит настоящее расовое неравенство. Конечно, Рыбий Пуп слыхал, что такое Джим Кроу, но задумывался над этим редко, да и то в общих чертах, применительно к черным, у которых не хватает денег, чтобы оградить себя от неприятностей.

Как-то в субботу утром они с отцом ходили в банк, там им пришлось постоять в очереди. Стояли с ними и белые люди, он слышал, как они переговаривались с белым кассиром, который сидел за окошком. Но когда подошла их очередь, отец ничего не сказал, просто подал в окошечко банковскую книжку, потом забрал ее назад и пошел. А вот белый, который стоял за отцом, тот заговорил с кассиром: «Доброе утро, Ким», приветливо так, — они как раз выходили на улицу. И на мать, когда они с ней ходили на почту, нападала такая же немота. Отчего это черные вечно так молчаливы в присутствии белых людей?