Долгий сон статуи (СИ)

- Отвезти тебя домой я не смогу, – сказал Виктор Кузьмич, когда они вышли из больницы.

- Я и сам хотел... пешком... – пробормотал Пат – и застыл: у машины Корибанова стояли двое. Первый, весь отутюженный и подтянутый, в очках, с острым внимательным взглядом, сразу Пату не понравился. А второй... Пату показалось, что его отрывает от дощатого крыльца больницы и возносит куда-то вверх, к еще не выбеленному жарой утреннему небу – вторым был Алекс. И стоял он рядом с очкариком так уверенно и по-свойски, что сразу было ясно – эти двое не первый день знакомы.

- Я пешком, – повторил Пат и багрово покраснел. Не здороваясь с Алексом, делая вид, что не признал его, прошел мимо машины и почти бегом устремился вдоль по улице. Спину жгло – он был уверен, что Алекс смотрит ему вслед.

Они проговорили весь вечер – азартно нависнув над мелкомасштабной картой Н., зажевывая разговор бутербродами и запивая купленным Жоркой квасом. От спиртного правильный трудоголик Жорка решил воздержаться, и Алекс ничего не имел против.

- Меня беспокоят черные собаки... – сказал Алекс, выслушав Вольмана.

- Думаешь, эти, малолетние сатанюки?

- Да нет... слишком продумано для малолетних. Труп зарыли в одном месте, сожгли в другом... А вот тут ваши не проверяли? – тонкий палец Алекса уперся в карту.

- А чем это место такое уж особенное?

- Жорка, надо проверить. Если что-то найдется, будет смысл говорить дальше. Если нет – по крайней мере я не буду выглядеть слишком уж упоротым идиотом.

- Добро, – неожиданно для себя Вольман ответил словечком Корибанова. – С утра, ладно?

А ночью Жорку вызвали – Алекс, поселившийся в соседнем номере, слышал, как за тонкой стенкой тот приглушенным голосом говорил с кем-то по телефону, а потом глухо хлопнула дверь. Утром он стукнулся в дверь Жорки, но ответом была мертвая тишина.

Значит, надо самому. Жорке сейчас не до него – там явно что-то серьезное. И Алекс, отметив на карте в телефоне место, примеченное вчера на Жоркиной карте, отправился в путь. Он шел по улочкам, которые сейчас словно притаились за дощатыми, металлическими и сетчатыми заборами, испуганные и потрясенные всеми страшными и непонятными событиями.

То место оказалось фактически за городом. Перекресток дорог, которые на карте пересекались на ровном месте, на деле оказался поросшим густым кустарником пятачком. Место было совершенно безлюдным – только утренний ветерок легонько шевелил большие колючие головы высоченного татарника.

И все же кто-то тут не так давно ходил, стебли татарника отодвинуты и связаны, так, чтобы как раз по тропинке пройти. Не отрезаны, сказал себе Алекс – отодвинуты; запомним. И черная шерсть зацепилась за колючки. Исследовать ее – не его работа, это уж пусть Жоркины ищейки посмотрят. В центре же колючего пятачка обнаружилось примерно то, что Алекс и ожидал найти. И все же он удивился, увидев не просто кострище, а окруженный камнями открытый очаг. Готовились, и готовились тщательно. Вон и след от чего-то вроде котелка отпечатался в мягкой пыли, вот и рытвины, куда были воткнуты самодельные факелы – три, как и следовало быть.

Радуйся, матерь богов многославная, с добрым потомством!

- помимо воли произнес Алекс. Орфические гимны после их дотошного преподавателя, кажется, въелись в его кровь.

Свет драгоценный, рождений же черного зла да избегнуть!

О, умоляю, подайте мне руку, повейте мне ветром,

Что в благочестия гавань доставит страдавшего много.(1)

Стебли татарника металлически зашуршали под посвежевшим ветром, и в их шелесте Алексу почудился звон оружия. Стараясь сохранять почтительность, унимая накатившую нервную дрожь, Алекс попятился, выбираясь из колючего пятачка. Жоркин звонок нагнал его уже в улочке Н. Всегда иронично-холодный и сдержанный Жорка, узнав, что Алекс самолично полез искать отмеченное ими накануне место, выругался так, что любой кировский гопник бы позавидовал. Алекс, не давая ему разгуляться, сказал, что хотел бы пойти в больницу, узнать как дела у Дарьи Александровны Ольховской, а после того у него будет к светиле сыска Вольману серьезный разговор. Жорка, сразу успокоившись и вернувшись к обычному деловому тону, сказал, что подождет у входа в больницу.

- К Дарье Александровне пока нельзя, – человек с тяжелым квадратным лицом порылся в карманах и, извлекши непочатую пачку, с болезненным наслаждением закурил. Они с Жоркой заговорили, обмениваясь малопонятными фразами, обрубленными и обывочными, как полустертые письмена. Но Алекс, и так не слишком вслушивавшийся, вовсе потерял интерес к ним, когда на крыльце появился молодой паренек. Пат Ольховский... Он выдавился из приоткрывшейся тяжелой двери больницы, как паста из тюбика, тугая пружина хлопнула за ним створкой двери со звуком пушечного выстрела. Но парень даже не вздрогнул, только прищурился на свет, как будто успел от него отвыкнуть, и что-то тихо, устало сказал в ответ квадратнолицему – а потом увидел их с Жоркой. И это словно придало сил – он что-то буркнул, быстро, не глядя ни на кого, сбежал с крыльца и почти побежал по улице.