Долгий сон статуи (СИ)

Зарыли Серегу. Зарыли, зашвыряли землей и сверху наладили желто-серый холмик. Владимир подошел поправить венок и краем глаза заметил, как Женька подошла к матери и о чем-то с ней зашепталась. Лера помедлила, потом сжала тоненькое Женькино запястье и кивнула. Женька бросила виноватый взгляд на дядю, и Владимир, внимательно в упор смотревший на нее, взгляда не отвел. Не отвела и Женька, только в темных, как у олененка, глазах, мелькнул странный огонечек. Бочком, бочком Женька отошла куда-то за могилы, а потом – Владимир нарочно проследил, – рванулась бежать так, что только пятки засверкали. “К кавалеру, небось. Или на материном ноутбуке в интернете зависать”. В нем вдруг поднялась такая злость, что попадись ему сейчас Женька – ударил бы, не задумываясь.

Владимир обвел помутневшим взглядом кладбище. Мальчишки, его маленькая армия, почтительно столпились поодаль, печальные и серьезные. У Владимира потеплело на душе. Пока есть те, кто преданно заглядывает тебе в глаза, пока есть те, кому ты нужен, кого можешь направить, повести – жизнь продолжается. Владимир помимо воли расправил плечи. И тут за мальчишескими макушками показались безумные глаза, мальчишки расступились – испуганно и как-то даже брезгливо, – и по дорожке к свежей могиле заковылял всклокоченный человек неопределенных лет, в обтрепанном балахоне непонятного цвета, таких же штанах и босой.

- Выслушайте! Скорбящие, к вам обращаюсь я! Выслушайте, внемлите мне!

Голос человека то и дело срывался на визг. Владимир ощутил поднимающуюся откуда-то изнутри неловкость, ему захотелось притвориться непонимающим, хотелось отвернуться и как можно скорее уйти с траектории движения этого человека с безумными глазами. Но он спиной почувствовал, как с испугом и отвращением отодвинулась сестра, и это решило дело.

- Вы знали Сергея? – спросил он, вплотную подойдя к босоногому человеку.

- Фетисов, Нил Фетисов, – босоногий одарил Владимира влажным слезливым взглядом и сунул ему худую руку с неожиданно сильными, длинными, как паучьи лапки, пальцами. – Скульптор.

В одиночестве на заднем дворе музея хорошо думается. И мечтается. Может, потому, что особняк, в котором теперь музей, раньше принадлежал его семье, Ольховским. Родовое гнездо, как говорила бабушка. Пат приходил сюда часто, ложился под корявой старой оливой, закидывал руки за голову и мечтал. Сначала начинал мечтать о чем-то совсем обыкновенном – о том, скажем, чтобы приехали археологи и в бабушкином музее образовалось бы ценное пополнение. Или чтоб умер какой-нибудь интеллигентный старичок-коллекционер и завещал бы коллекцию родному городу, а там обнаружилось бы... Но всех интеллигентных старичков-коллекционеров, как хорошо знал Пат, в городе повывели чуть меньше сотни лет тому, и завещать стало просто нечего. Но Пат не сдавался и начинал думать о том, как обнаружится в каком-нибудь тайнике что-нибудь редкое из привезенного потомственным дворянином Ольховским, прежним хозяином особняка, морским офицером и ветераном Крымской войны. Ольховский, как знал Пат, сопровождал египетские редкости, “приобретенные в Александрии Академией Художеств по предложению А.Н. Муравьева”, как всегда рассказывала бабушка, проводя традиционые экскурсии для школьников.

И вот, всласть помечтав о древних редкостях, Пат доставал с самого потаенного донышка самое ценное и дорогое. Алекс... Пат представлял, как Алекс выходит на трибуну перед огромной аудиторией – нет, не такой как на концертах, а такой, как в университетах, ярусами. Прекрасный юный бог науки, он говорит, и голос его летит над головами, как сонм бабочек – и все пытаются поймать, да куда им! А где-нибудь на самом высоком ярусе сидит он, Пат. И знает, что вот эти слайды, которые показывает Алекс – это и его, Пата, заслуга, и вот этот доклад – в нем есть труд Пата. А потом, когда все расходятся, никто не замечает скромного паренька на самой верхотуре. И только Алекс, когда уже отшумят овации, сбежав от всех академиков и корреспондентов, сбегает по ступенькам и пролазит на скамью, рядом. “Если бы не ты – я бы ничего не смог...” В этом месте к глазам Пата всегда подступали слезы. И додумывать дальше он был не в состоянии. Громко шмыгнув носом, Пат беспокойно вскочил и огляделся вокруг. Нет, все тихо. Во дворе никого. Вон стоят прислоненные к стене каменные скифские бабы – бабушкина гордость. А больше никого, только ветерок шепчет в оливковой листве.

- Если бы не ты, я бы ничего не смог, – повторил Пат и твердо решил все-таки навестить скульптора Фетисова. Притвориться, что пишет статью для городского сайта. Плевать, что сайта нет – Фетисов все равно не проверит. А сыграть на его самолюбии Пат сможет. И тогда, возможно, удастся разузнать что-нибудь о той статуе, которая так заинтересовала Алекса. Да, он пойдет к Фетисову, вот прямо сейчас.

Пат вскочил на ноги, едва не долбанувшись макушкой о ветку – и остолбенел: в метре от него на траве сидела Женя. Пат несколько раз моргнул, проверяя, не сон ли это. Но Женя никуда не исчезла.

- Ты чего глазами хлопаешь? – усмехнулась она.