- Я думаю, Виктор Кузьмич человек свой, уважаемый, – подчеркнуто вежливым и мягким тоном ответил Вольман и выпрямился, разминая спину. – Зайти потолковать с представителем творческой интеллигенции – такие обычно как раз “совы”.
Корибанов заметил, что лейтенант неосознанно копирует позу следователя. – Смотрите, что получается, Виктор Кузьмич... – обратился Вольман к майору. Эта подчеркнутая вежливость с именем-отчеством, на которой настоял приезжий, тоже раздражала Корибанова – он-то ко всем подчиненным обращался только по фамилии.
- Гастролеры, – бросил майор. Просто чтобы что-то сказать – “гастролировать” в их крошечном городке было некому и незачем. Тут зазвонил телефон, Пашутин, повинуясь кивку Корибанова, снял трубку и, послушав, отрывисто рявнул в нее “пусть оставит заявление”.
- Снова пес? – мрачно буркнул Корибанов. Лейтенант махнул рукой. Вот еще не было печали – тут людей давят, а они с псами приходят.
- Черные псы пропадают, – брякнул окончательно осмелевший Пашутин. – Может, сатанисты какие орудуют, господин майор?
Это “господин” Корибанова окончательно вывело – он побагровел и, вскочив, кинулся было к помертвевшему от ужаса лейтенанту. Но холодный взгляд Вольмана отрезвил майора. Корибанов дернул галстук, ослабляя узел – жара, мозги закипают, подумал он.
- Боюсь, что вы правы, – после недолгой паузы пробормотал Вольман, сделав вид, что не заметил корибановской вспышки ярости. – Сегодня идти к скульптору мы не будем. Насколько я могу судить, наш убийца слишком уж нестандартен, чтобы безвестно скрываться где-то в недрах данного населенного пункта.
А далее приезжий следователь понесся в уж совсем странные степи – Корибанов только глазами хлопал. Вольман сперва заявил, что в его практике дела попадались разные, в том числе и такие, которые под привычные жизненные представления ну никак не подходили, а затем поведал о темном прошлом этого края, о том, что в последних археологических экспедициях был найден алтарь какого-то очень лохматого века с явственными остатками человеческих жертвоприношений, а после этого те самые археологи стали попадать в какие-то непонятные передряги и в конце концов все перемерли (не на территории моего района, подумал Корибанов, и то хорошо).
- Поэтому ни одной, даже самой... – Вольман запнулся, подбирая слова, – самой нестандартной версии отбрасывать не следует.
“Нестандартной”, передразнил мысленно Корибанов, с сосущим в груди холодком наблюдая, как ест глазами приезжего лейтенант Пашутин. Как будто хорошие версии могут быть стандартными! Да в любой пьяной поножовщине всегда есть что-то нестандартное! Вон, тетка Трындычиха какой день своего кабыздоха ищет – тоже нестандартно, этот черный дьявол никого к себе не подпускал. Корибанову вдруг до дрожи захотелось, чтобы убийцей оказался этот пес, и он сам удивился поднявшейся вдруг в нем волне ненависти.
А Вольман говорил дальше – о том, что в город должен прибыть его хороший приятель, молодой ученый-историк, который тут уже бывал и, чем черт не шутит, может и поможет пролить свет на некоторые неясности. Тут уж Корибанов окончательно потерялся – причем тут ученый и как историк может помочь в расследованиии убийства?
Они с Женей расстались каким-то совсем чужими. Словно каждый нес внутри свое и боялся расплескать, и оттого молчал, сжимал губы и сжимался весь, защищая это хрупкое и странное. Статуя, сказал себе Пат. Это из-за статуи. Из-за живого мраморного лица, открывшегося под бетоном. Живого и мраморного? Именно так! Сразу и живого, и мраморного. Произнесенные, эти слова были взаимоисключающими, но внутри сознания Пата они превосходно укладывались рядышком и ничуть друг другу не мешали – стоило вспомнить нежную гладкую кожу скул, кажется, дышащую живой теплотой, едва не трепещущие мраморные веки, прикрывшие глаза. Спит. Не мертв, но спит, как он читал в какой-то книжке. Это чудесное мраморное живое существо спит сейчас в подвале... Пат вспомнил Алекса и подивился тому, как схоже думал сейчас о живом человеке и о той глыбе известняка, как мстительно назвал он статую про себя. Нет, Алекса он любит. Это признание самому себе прошло так спокойно, будто и не было суматошных ночей, когда приходилось то и дело переворачивать нагревшуюся подушку. Да, он любит Алекса. Вот так. Просто и безусловно. А тот... та фигура в подвале музея рождала совсем другие чувства – мучительные, тягостные, как тихая боль, и виноватые, будто он, Пат, что-то позабыл и никак не может вспомнить.
Но на полдороги к дому тяжесть на душе немного рассеялось. Дурак, обругал себя в прихожей немного успокоившийся Пат и для убедительности энергично кивнул. Вот в чем у него не было сомнений – так это в том, что со скульптором Фетисовым все гораздо более нечисто, чем он раньше думал.
- Ба... – осторожно откусывая краешек печенья, протянул Пат и потянулся за чашкой.
- Ммм? – не отрывая взгляда от книги, отозвалась бабушка. Она читала. Впрочем, читала она, как другие курят. Или как запойные пьют.
- А что будет, если на мраморную статую тоненьким слоем намазать гипс? Или бетон?