Долгий сон статуи (СИ)

- Пока не решил уничтожить ее! – злобно взвизгнул вдруг Фетисов.

- Кого? – вздрогнув от неожиданности, спросил Владимир.

- Девушку, – прежним сухим тоном ответил скульптор. – Композиция, насколько я могу судить, состояла из женской фигуры в человеческий рост и фигуры лежащего мужчины.

Он вдруг расхохотался, да так, что у Малковича зашевелились на голове волосы – низким, долгим, жутким смехом безумного.

- Не даром... – сквозь хохот проговорил Фетисов. – Недаром покровителем художников был Аполлон. Близнецы Лато, брат с сестрой, Аполлон и Артемида – сильные, разумные и безжалостные. Глупый, глупый Пигмалион – пал жертвой страсти, продался шлюхе Афродите! Ему следовало быть безжалостным, ему следовало идти к своей славе, к славе художника! Что может быть слаще этой славы, этой власти? Поистине власть такая выше царской, выше императорской, выше любой иной!.. И для достижения ее истинный художник идет по трупам и не считается с жертвами.

Озарил странным светом дорогу

Серп о двух исполинских рогах.

Серп навис в темном небе двурого,—

Дивный призрак, развеявший страх,—

Серп Астарты, сияя двурого,

Прогоняя сомненья и страх, (2) – процитировал Фетисов, подвывая на концах строчек.

Потом снова поник, обессиленный своей вспышкой.

- Близнецы отомстили ему. Бедный мальчик погиб в неполные тридцать. Так-то, милостивый государь! – с шутовской учтивостью закончил Фетисов и поклонился, мазнув по колену сидящего Владимира взлетевшими от резкого взмаха неряшливыми длинными сальными прядями.

... Оставшись один, Фетисов бесцельно оглядел свою комнатушку. Не то, все не то... Его вдруг стало мутить – застывшие в углах истуканы, казалось ему, таращили глаза и заполняли каморку, вытесняя воздух. Он вытащил наброски своей последней попытки. Бесполезно! Красивое лицо, красивое сильное тело – всего лишь красивое. Но нет того тепла, нет той затаившейся грустной усмешки в уголках глаз, нет завораживающего сочетания изящного рисунка рта и совершенной мужественности очертаний лица, нет этой легкой неправильности в линии носа, нет гордой силы в абрисах стройной шеи. Есть красивый истукан, лишь отдаленно схожий с тем...

Белые и желтовато-бурые слепые глаза, кажется, следили за ним, и Фетисов беспомощно завыл, схватил валявшуюся в углу толстую арматурину и с воплем хватил ближайший бюст. Брызнул гипс, половина головы отлетела к ногам Фетисова и уставилась оттуда единственным уцелевшим глазом. И тогда пришла настоящая злоба. Рассчетливая и безжалостная. Он упаковал в газеты коротенький ломик и опасливо выглянул в начавшее вечереть окно.

Через несколько минут скульптора можно было увидеть бежащим трусцой по теневой стороне улицы. И две пары внимательных глаз проводили его, удостоверившись, что возвращаться он не собирается.

- Давай!.. – две тени проскользнули к домику.

Фетисов же бежал по пыльной улице, сжимая завернутый в газеты ломик. У музея он воровато оглянулся и скользнул в обход здания, туда, где был вход в подвал.

- Нил? – услышал Фетисов, когда минут через десять вышел из подвала, обогнул особняк Ольховских и остановился, потерянный, на дорожке, ведущей к центральному входу. О том, что он только что сделал в подвале, скульптор не думал. В нем поднималась звериная, инстинктивная опасливость. Старая карга хорошо его знает... ее только теперь не хватало... чтоб ей... Ольховская. Хранитель музея. Она смотрела вопросительно и строго. Она не поймет... красивый истукан вместо того, мраморного и одновременно живого, несмотря на мраморность – это его, Фетисова, трагедия... это так страшно... это что стоит тысяч жизней, а не то что разбитой статуи.

Трусливый холодок побежал по позвоночнику. Темнеет... найдут нескоро... Осколки мрамора, разлетевшиеся, осыпавшие испуганно вздыбивших шерсть зверей... Лиса, лиса там самая подлая, надо бы и ее тоже... И он, думая теперь только о том, как бы ускользнать незамеченным – от лисы с ее стеклянным взглядом, от мраморных осколков, от строгих глаз Ольховской, смог медленно и вроде как равнодушно подойти к директору музея. А потом резко размахнулся и, крякнув, как дровосек за работой, ударил пожилую женщину ломиком по голове...

Комментарий к 2. Адгезия бетона к мрамору (1) Мельница “Далеко” http://pleer.com/tracks/5770046etMY

(2) – Э.По, “Улялюм” (пер. В. Топорова)

====== 3. Имя твое – “воинам скорбь несущий” ======

Вдруг кованого гипса нагота

была крапивой зажжена, и слово

всю облегло ее, и чернота

в ней расступилась и сомкнулась снова.

(И. Бродский)

- Ну что там? – шепотом спросил Женя. Она стояла у окна, спрятавшись так, чтоб ее не было видно снаружи, и внимательно наблюдала за участком улицы перед домом Фетисова. Пат же рылся в бумагах скульптора с энтузиазмом Шерлока Холмса в доме негодяя Милвертона.

- Пат, а ты заметил, что у него в ру... – в голосе ее было беспокойство.

- Смотри, это он своего мертвого бойца копировал.

Женя взглянула на набросок углем и снова отвернулась.