— Ах, да это же Чарли! Я совсем забыла представить вас друг другу! — говорю я, нарочито хлопая себя по лбу и посылая Шарлотте гневный выразительный взгляд. Я же строго-настрого наказала ей ждать меня, не сходя с того места, где я ее оставила, а она, между прочим, дала клятву! Девочка, не замечая моих гримас, продолжает срывать с ветвей леденцы, градом осыпающиеся от ее прикосновений.
— Ах, Чарли! — Вонка разжимает хватку и испускает звонкий смешок. — А я уж было перепугался! Но зачем же нас представлять друг другу, Элли? Мы и так знакомы, ты забыла? Он же в будущем унаследует фабрику! Только… хм… что-то с ним сегодня не так. Утром он определенно выглядел иначе… — Вилли подозрительно хмурится.
— Нет-нет, это не Чарли Бакет, — поспешно поправляю я. — Это девочка Чарли. Шарлотта.
— О-у. К твоему сведению, я сразу понял, что это ненастоящий Чарли. Меня не проведешь! — Вонка дергает головой, как породистый голубь. — Хм. Шарлотта. Твоя ученица?
— Э-э, — нерешительно мнусь я, сдуваясь под его выжидающим взглядом. — Вообще-то нет. Не совсем. Я ее… нашла.
— На улице? — любопытствует Вонка.
— Ну да.
Он морщит нос и укоризненно цокает языком:
— Неужели тебя в детстве не учили, что нельзя подбирать с улицы всякую гадость? Предупреждаю, мы ее не оставим!
— Она не гадость! — возмущенно накидываюсь я. — Как ты вообще можешь так отзываться о живом человеке?!
Вонка раздраженно закатывает глаза и начинает медленно и деловито мне втолковывать:
— Я так говорю, потому что… — он не договаривает. Около его глаз отчетливо проступают злые морщинки, губы смыкаются в тонкую линию. — Эй ты, городская находка, немедленно перестань! То, что ты делаешь, карается по закону! Это прописано в конституции Шоколадной Фабрики, статья тридцать четыре, параграф семь! Немедленно прекрати или получишь наказание в виде недели общественных работ — будешь зубной щеткой отдраивать котлы от шоколада, пока не заблестят, как зеркала! — гневно восклицает он, перехватывая другой рукой тросточку. Шарлотта оборачивается и нахально пожимает узкими плечами, так мол и так, что тут поделаешь. Хотя стоит она довольно далеко, на ее непроницаемом лице ни тени стыда или страха.
— Вот почему, Элли, гляди, — уголком рта обращается ко мне Вонка. — Только посмотри, что она сделала с леденцовым деревом. Оно измучено, истерзано, изуродовано!.. прямо как твоя сегодняшняя обувь — не обижайся. И как вообще можно любить детей? Они же варварские дикари! Дикарские варвары! Брр! — он раздраженно передергивает плечами.
Я начинаю метаться, как малек в рыбацком сачке, не зная, что мне отстаивать: то ли чистоту детских душ и помыслов — что заведомо бесполезно — то ли чистоту собственных сапог, которые, на мой взгляд, выглядят вполне опрятно. И в итоге спрашиваю совершенно иное:
— Что за свод законов? И потом, как ты ее накажешь, она же несовершеннолетняя?
— О-о, Элизабет, ты столького не знаешь, — чуть ли не мурчит Вонка, улыбаясь, как довольный кот. Его гнев заканчивается так же внезапно, как начинается.
— Вот именно, — соглашаюсь, добавляя в слова как можно больше сарказма. — Я столького не знаю.
Нарочно или нет, но Вонка иронии не замечает и согласно кивает головой:
— А я всегда говорил, девочка моя, что тебе не хватает эрудированности! Нужно расширять кругозор. Бери пример с меня: я ежедневно борюсь с собственным невежеством!.. Ты говоришь, она несовершеннолетняя, — вдруг снова серьезнеет он.
— Да, конечно, да ей не больше семи! Так что с наказанием точно ничего не выйдет.
— С каким наказанием? — вскидывает бровь Вонка. Ни с того ни с сего он становится мрачнее тучи.
— Ну котлы же!
— Котлы? Элли, все-таки в последнее время ты очень странная. Скажи мне, — он хитро прищуривается, — разве в таком возрасте дети не должны быть прикреплены к родителям?
— Ну-у, они явно не имеют права жить отдельно, — недоуменно соглашаюсь я. — К чему ты клонишь?
— Ага! — Вонка вскидывает вверх указательный палец. — Недаром я несколько лет изучал психологию преступников! Я раскусил тебя! Ты совсем как орех! Как миндаль в сахаре!
— Ты изучал психологию преступников? — шокировано спрашиваю я, и мой вопрос звучит синхронно с его: «Ты попалась на горяченьком!»
Следующие реплики мы снова произносим хором:
— Да, я же говорил, что у меня широкий кругозор!
— Горяченьком?!
Вонка переплетает пальцы вокруг моего предплечья, притягивает к себе и начинает быстро тараторить серьезным обвиняющим шепотом, прожигая меня насквозь проницательным взглядом: