Долго и счастливо? (СИ)

Неспешно переставляя ноги, я бреду вдоль Миддлтон Авеню, не без интереса рассматриваю расфранченные витрины, толково заманивающие в центр торговли пустыми обещаниями потребительских сказок, и пытаюсь, безуспешно пытаюсь последовать совету Эда и «открыть в своем сердце дверцу для духа праздника». Но то ли мое сердце уже истощилось и не то, что прежде, то ли чья-то невидимая рука заперла эту дверь на щеколду, но факт остается фактом – я снова в стороне от мира и, по-моему, впервые в жизни не верю в Рождество. Напряженно пытаюсь вызвать из глубин подсознания правильные фантазии, но лишь яркие пятна, как огни салюта, вспыхивают перед глазами и сразу же исчезают, не оставив мне и толики сказочной пыли.

Глупая Элизабет. Глупые фантазии. И глупый-глупый мир.

К слову, по поводу глупости этого мира, у меня очередной банальный блиц-вопрос: что лучше – любить или быть любимым?

Мой ответ: ни то ни другое, потому что сам вопрос поставлен неверно. Потому что нет уточнения: а лучше для кого? Потому что у каждого свой ответ, свое мнение, своя правда.

Ну а если сократить круг исследования до одного субъекта, скажем, до меня, то какой окажется моя правда?

А вот это как раз очевидно. Горькой.

Наверное, я посылаю во Вселенную слишком большие запросы, когда хочу обладать и тем и другим, наверное, это не по правилам и так нельзя, нужно выбирать одно из двух, а у меня нет даже такой возможности, потому как выбор уже был сделан. Мне не свойственно ставить многое на карту, но я поставила, и, хотя исход партии еще не решен, комбинация у меня на руках невыигрышная. Только мама наивно убеждена, что я еще могу выйти победителем, но это лишь из-за собственного неведения и ошибочных представлений о правилах игры, в которую мы играем, - она не заглядывала мне через плечо, она ничего не знает о картах, которые я держу в руках, и о том, на что я готова пойти, чтобы сохранить эти карты.

Да, у меня есть своя правда, большая и горькая, и я никогда не решусь не то что выразить ее вслух – я в принципе не желаю облекать ее в словесную форму, даже в собственных мыслях. Пусть уж лучше она остается на уровне интуиции и скверных предчувствий, пусть так и будет спрятана где-то глубоко-глубоко, пусть мое сознание замурует ее в своих гробницах, я не хочу в нее верить, не желаю о ней думать, не собираюсь всю жизнь ею себя истязать. Хватит, я вдоволь настрадалась. Я буду верить в ложь, потому что ложь желанна и я хочу в нее верить. Я буду обманывать себя и всех вокруг, потому что секрет счастья скрыт в этом обмане. И я готова всю жизнь прожить иллюзиями, потому что другой жизни я не знаю, и, возможно, мне вовсе не дано ее узнать. Как бы то ни было, это очередной мой выбор, и его я тоже уже сделала.

Пока мои мысли блуждают по параллельным вселенным, здесь, в реальном мире, меня неожиданно толкает с тротуара быстро проносящееся мимо нечто, по пути, не успеваю я опомниться, вырывая у меня из опущенной руки сумку.

- Эй! Эй! – восклицаю я, почему-то не делая попыток вернуть себе свою ношу, хотя сначала, когда мои пальцы только разжались, такая возможность имеется. Интонация подпрыгивает от удивления до возмущения.

Мне хочется протереть глаза. Впереди со всех ног несется настоящая карлица, сзади на ее несоразмерно длинной черной дубленке три белые полосы, у правой руки подпрыгивает полосатая перчатка на резинке, в левой - победно раскачивается моя сумка. Какое-то время я отрешенно провожаю взглядом быстро удаляющуюся фигурку, и ее перчатка не выходит у меня из головы: правая нога вперед – розовая полоса, левая – фиолетовая, прыжок-прыжок. Потом в голове словно что-то щелкает, и, встрепенувшись, я кидаюсь следом.

- Держите ее! Держите! – начинаю голосить я и тотчас замолкаю, вспыхнув, как лампочка, от звука собственного голоса, гаркнувшего звонко и нагло, как голос торговки на базарной площади.

Высоко вскидывая колени вверх, карлица сворачивает в сторону парка, я чувствую, что, несмотря на преимущества в росте, догнать ее у меня нет никакой возможности. Прохожие удивленно расступаются.

Есть ли у меня в сумке что-то действительно ценное? Разве только книжка Эдвина и браслет из крошечных елочек – подарок Мэтти. Документы с собой я не ношу, в кошельке всего-то фунтов двадцать. Тем не менее, что-то заставляет меня продолжать нестись по пятам за спешно удаляющейся фигуркой. Такое случается довольно часто: начинаешь что-нибудь глупое, а остановиться не можешь, понимая, что в этом случае будешь выглядеть еще более несуразно.

Сапоги скользят по ледяной кромке, руки сами собой неловко разводятся в стороны - я отчаянно балансирую. Осознание бессмысленности этой погони по-прежнему не позволяет мне махнуть рукой и сбавить темп. И, слава Богу, я этого не делаю: невесть откуда взявшийся полисмен подсекает воровку и хватает ее за руки. Плюясь и брыкаясь, она извивается у него в руках, как сойка, попавшая в силки. Моя сумка летит в сугроб.