- Что вам от меня надо?! – яростно выдыхает она на одном дыхании, лягаясь, как норовистая лошадка, пытаясь попасть мне стоптанной кроссовкой по коленке. Несмотря на то, что парочка попаданий находит свою цель, я по-прежнему держу ее в охапке.
- Послушай меня. Я действительно хочу тебе помочь. Я готова тебя накормить и предоставить кров, пока не спадут лютые морозы, а потом позаботиться о твоей судьбе дальше.
- Вы что, из армии спасения? Оставьте меня в покое! – она даже прекращает лягаться.
- Но почему нет? – недоумеваю я. – Тебе же некуда пойти, так ведь? Сейчас тебе холодно и голодно, ты мучаешься и не знаешь, что делать дальше. Может, твоя судьба - встретить меня?
- Да что вы о себе возомнили?! У меня есть родители! Они заботятся обо мне, понятно вам?! – с неподдельным возмущением восклицает девочка, но отчего-то мне сразу становится понятно, что она лжет. И нет сомнений, она осознает, что я это понимаю, а потому затихает и перестает делать попытки удрать.
Я обхожу ее сбоку и присаживаюсь рядом на корточки.
- Это правда? – мягко спрашиваю я, стараясь заглянуть ей в глаза, совсем спрятанные за отросшей челкой и лыжной шапочкой. Она молчит и отворачивается, а потом бросает мне, точно грош – нищенке:
- Нет. Но все равно на кой черт вам помогать мне?
- Потому что сегодня Рождество, - пожимаю плечами я. – И потому что я люблю детей. Я преподаю в школе как раз у деток твоего возраста, может, чуть старше.
- Я не ребенок! – взбрыкивает она, но где-то в потаенной глубине ее темных матовых глаз загораются огоньки надежды. – Где вы живете?
- Во-он там, - показываю я рукой в сторону дымящихся труб.
- Около фабрики? – интересуется она, повернув голову вслед указанному направлению.
- Почти, - в предвкушении ее реакции улыбаюсь я. – Внутри.
Ее разом округлившиеся глаза взирают на меня, точно две луны.
- Правда-правда?
- Правда-правда.
- Что ж вы сразу не сказали?! Вы – Элизабет Вонка! – чуть ли не с обвинением тычет она в меня крошечным пальцем. – И я вас укусила! – она хихикает, прикрывая рот рукой.
Я перевожу взгляд на собственный палец, и он, словно опомнившись, начинает гореть и пульсировать. От одного его вида мне становится дурно: ногтя почти не видно из-за крови, и она все еще продолжает сочиться, стекая по руке до запястья, окропляя в жгуче-алый белый рукав моего пальто и каплями ниспадая на чистый снег.
- Да, и мне, между прочим, больно! – укоризненно говорю я.
- Вы сами виноваты! – парирует маленькая нахалка. – Так и быть, я пойду с вами, но только если у меня будет возможность уйти, когда пожелаю. И вы не бегаете по приютам, пытаясь меня куда-нибудь пристроить.
- По рукам, - хмыкаю я, протягивая ей уцелевшую конечность.
Девочка быстро пожимает ладонь и представляется:
- Никакая я не Айла, если что. Я - Шарлотта. Но вы можете звать меня Чарли.
========== Часть 4 ==========
- Кстати, откуда ты знаешь, кто я? – спрашиваю я Шарлотту, когда мы быстрым бодрым шагом подходим к фабрике.
Ответ мне заранее известен: в газетах писали о предстоящей свадьбе, даже прикрепили фотографию, где у меня такой вид, словно я съела что-то несвежее и теперь мучаюсь от проблем с желудком, а один умник-журналист из местной желтой газетенки догадался поместить мою фотографию на первую полосу под заголовком «Сладкие планы юной старлетки», где я была представлена в амплуа охочей до чужих денег посредственной актриски. Несмотря на то, что с легкой руки всемогущего Саймона в следующем же выпуске вышло опровержение, несколько дней я не решалась показываться на улице, и даже потом меня еще долго мучило то ужасное чувство, когда кажется, что все вокруг шепчутся о тебе за спиной, искоса провожая осуждающими взглядами.
Тем не менее, для того, чтобы установить контакт с Чарли, нужен старт, и ничего умнее мне в голову не приходит.
- Видела в газетах, - небрежно бросает Шарлотта. – Я вас совсем иначе себе представляла.
- Правда? Как?
- Более, не знаю… красивой, что ли, - как ни в чем не бывало замечает она.
- Прости, если разочаровала, - улыбаюсь я, стремясь скрыть, насколько уязвлена этим небрежным замечанием.
- Ничего страшного.
Она всего лишь ребенок, и ее слова не истина в последней инстанции, мысленно успокаиваю себя я, но бестактная девчонка ненароком разбередила старую рану: я всегда казалась себе человеком, целиком и полностью состоящим из «не» - некрасивая, невысокая, нежеланная, недалекая, ненужная. Вернее, почти всегда, поскольку последние два года у меня не раз возникал повод убедиться в обратном, однако же, несмотря ни на что, подобные пессимистические парадигмы уже перекроили по-своему мою личность, заложив определенный фундамент, и менять что-либо – значило бы меняться самой, целиком и полностью, а к этому я готова не была.
Весь путь до фабрики Шарлотта молчит, никак не реагируя на мои расспросы по поводу ее уличной жизни и планов на будущее. Она вся сосредоточена на дороге: идет, руки в карманах, спина ссутулена, глаза не мигая глядят перед собой – настоящий моллюск, забившийся в раковину.