Долго, счастливо, и потом ходить больно

Отплакав свою несбывшуюся надежду на хоть что-то нормальное в этих сумасшедших отношениях, в которых я погряз на десять лет - на всю жизнь, если уж так посмотреть, - я принимаюсь за работу. Каждая пробирка в лаборатории напоминает о тебе, и я то и дело вспоминаю, как ласково и бережно ты касался моих рук, показывая нужный угол наклона для того, чтобы перелить кислоту в воду, поправляя расстояние, на котором нужно было держать реторту над огнем... как ты приобнимал меня за пояс, наблюдая вместе со мной за тем, как удивительным образом в жидком азоте начинают переливаться пузырьки с жидким крылом. От каждого из этих воспоминаний мне опять хочется плакать, и я быстрее отделываюсь ото всех экспериментов на сегодня, чтобы быстрее пойти домой.

Кольцо доставляют в срок, и я придирчиво изучаю его, после чего надежно прячу и занимаюсь уборкой, ужином и мелкими домашними делами.

Наконец, все закончено. На часах уже девять вечера, и у меня уже не осталось поводов «чуть-чуть задержаться», чтобы оттянуть встречу с тобой. Ничего не поделаешь - я беру медведя в руки и шагаю в камин.

Легкий хлопок говорит мне о том, что ты вернулся. Ты рано, но все уже готово - за исключением мяса, доходящего в духовке, - так что я продолжаю спокойно читать книгу.

Я пытаюсь избежать твоего взгляда, пока я снимаю халат и вешаю его на стойку. Упрямо обнимая медведя крепче, я сажусь в соседнее кресло и пытаюсь вспомнить, когда я ел в последний раз.

Медленно отрываюсь от книги и смотрю на тебя чуть вопросительно, в своей манере приподняв бровь:

- Идешь на кухню?

- Сам что-нибудь приготовь, я не голоден, - я вру так отчаянно, что, забурчи у меня сейчас живот, и то не было бы очевиднее. Впрочем, я надеюсь, что мой тон, обиженный и злой, говорит сам за себя. - Я постелю себе в другой комнате сегодня, раз уж у нас теперь все расписано и по соглашению.

Хмурюсь, причем абсолютно искренне - мне нужно, чтобы ты зашел на кухню:

- Не говори ерунды. Ты поешь и ляжешь спать как обычно.

- Северус, ты еще не понял, что я обижен? Я понимаю, что это первый раз за десять лет, когда это длится дольше, чем три секунды, но мог бы уж и понять, - я раздраженно встаю с кресла и прижимаю к себе Тедди. - Не хочу я есть, и тем более готовить. Устал.

Хмыкаю:

- По поводу готовить - вполне, а вот есть - не верю. Ты вряд ли что-нибудь ел - или из-за экспериментов, или из-за обиды. Так что идем на кухню, - я поднимаюсь и подхожу к тебе, давая понять, что без ужина спать ты не ляжешь.

Спорить с тобой мне не хочется еще больше, чем идти на кухню, да и голоден я на самом деле, так что разумнее всего будет уступить. Разумнее... десять лет назад я бы поступил так, как будет наиболее безрассудно, а сегодня здравый смысл подсказывает, что лучше пойти поесть - проблем с желудком мне не хватало для полного счастья. И потом, я ведь тебя все равно люблю. Очень сильно. Так что мне стоит уступить еще один раз, миллион триста шестьдесят пять тысяч какой-то там по счету?

Поднимаюсь и иду за тобой на кухню, сохраняя молчание и украдкой поглаживая медведя по шерстке.

Перед дверями кухни я все же замедляюсь и пропускаю тебя вперед, давая увидеть сюрприз в виде ужина.

Я вхожу в кухню и замираю на мгновение. Стол уже накрыт, но это значит... я оборачиваюсь и смотрю на тебя, уже забывая, что злился.

- Северус?..

Спокойно усмехаюсь:

- Ты против?

- Н-н-нет... только за, - сказать, что я растерян - ничего не сказать. Подобное не сотворить за полчаса, даже для тебя такое будет слишком большой затратой энергии, чтобы делать это только магическим путем. Это значит, что ты угрохал на один-единственный ужин несколько часов? Так обычно делаю я, когда хочу создать романтическую атмосферу - даром что она разрушается нами за полчаса, когда мы сначала разговариваем о зельях и химии, а потом разговор как-то плавно перетекает в область секса, и мы оказываемся на столе или на полу.

- Тогда оставь медведя, помой руки и садись, - я направляюсь к плите, чтобы вынуть мясо.