Долго тебя ждала

Данила стягивает с себя толстовку через голову и отправляет ее на стул в углу, оставаясь в белой футболке.

— У-у-у, — скандирует один из его друзей. — Сейчас Капуста покажет стриптиз!

— Заткнись! — посмеиваясь, опускается на корточки перед электрическим камином и тычет в него пультом, когда его девушка вплывает в комнату с подносом, заставленным кружками, от которых исходит аромат корицы.

— Разбираем! — звенит ее голос, пока обходит каждого гостя, предлагая напиток.

Вижу, как глаза Альберта абсолютно нетактично прилипают к «блестящей» заднице Ники, которая протягивает кружку одному из парней, слегка наклонившись вперед.

Все же я за женскую солидарность, и на этот потребительский взгляд мне хочется скривиться.

Отбросив подушку обратно на подоконник, беру с подноса кружку для себя, бормоча тихое «спасибо». Обнимаю горячую керамику ладонями и тяну носом пряный запах корицы и грейпфрута, периферийным зрением замечая, что в комнате стало на одного человека больше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍По спине пробегает крошечный электрический импульс, когда кошусь на вошедшего в комнату Зотова. Он опирается на трость, но фиксатора на его ноге по-прежнему нет.

Если это значит, что он на пути к восстановлению, то я безмерно за него рада.

С дивана подскакивают сразу двое, уступая звезде хоккея место, и мне хочется закатить глаза, ведь все они — все мужчины в этой комнате — давно не дети.

— Садись, дружище… — говорят наперебой, расступаясь перед своим кумиром.

Успех — самый сладкий мед, если представить, что люди — пчелы, а в мире спорта, кроме успеха, больше ничего не считается: ни твое упорство, ни то, какой ты человек или через что тебе пришлось пройти, чтобы этого успеха достичь. Это то, что Зотов… объяснил мне еще тогда, когда я была семнадцатилетней девчонкой…

У меня сосет под ложечкой, и я делаю сразу три глотка из кружки, рассчитывая достигнуть чертового дзена и отключить любые мысли.

— Забейте, — Зотов отрицательно качает головой, глядя на поднос Ники, которая предлагает ему напитки.

— Блин, братан, поддержи компанию, — летит ему с дивана. — Когда я еще с энхаэловцем выпью?!

По комнате разлетаются смешки, вытягивая из Зотова ленивую полуулыбку.

— Я на обезболе, — сообщает он.

На лице Марка танцует оранжевый блик, струящийся из искусственного камина.

Я не могу не смотреть.

На его лицо, на шрам внизу подбородка. Я точно знаю, откуда этот шрам взялся. Марк получил его коньком соперника при неудачном падении в девятнадцать лет…

Я была на грани истерики, когда мой парень покидал лед весь в крови, а красная дорожка на льду, которая за ним тянулась, чуть не отправила меня в обморок. Я рыдала, когда увидела его спустя два часа с наложенными на рану швами, и целовала улыбающиеся смешливые глаза, пока Зотов бормотал: «Блин, нормально все, тсс… живой я, Отелло…»

Стискиваю в пальцах кружку, чувствуя, как удары сердца пробиваются сквозь ребра, а потом закручиваются в груди тугой спиралью из обиды, горечи и тоски.

Резко опустив лицо, делаю быстрый глоток глинтвейна и замечаю, что, прихрамывая, Марк движется ко мне с совершенно невозмутимым лицом.

Черт, нет!

Упрямо смотрю в чашку, заставляя себя не обращать внимания на движение воздуха рядом и на то, как Зотов опирается поясницей о подоконник в полушаге от меня.

— Не мешаю? — моих волос касается его теплый голос.

Мешаешь. Катастрофически! Но лучшая защита от Зотова — это, кажется, безразличие.

— Я тебя даже не заметила, — пожимаю плечами и снова прячу багровеющее лицо за кружкой.

— Обидно… — бормочет он то ли мне, то ли самому себе. В любом случае я решаю смолчать.

Аромат его туалетной воды вытесняет корицу и горький грейпфрут. Это что-то слишком мужское и слишком ему подходящее, и оно меня раздражает. Наверное, мне стоит надеть невидимый бронежилет, потому что Зотова слишком много. Я буквально заставляю себя смотреть вперед на Нику, которая хлопает в ладоши и с радостным писком объявляет:

— Подождите-подождите! У меня тут классные штуки. Вот… — тычет в Капустина красным «носком» Санта-Клауса, который все это время болтался на ее запястье. — Тяни, Зай!

— Кхм… — Данила чешет затылок, с ленцой спрашивая: — Это че такое?

— Печеньки с предсказаниями! — хихикает его девушка. — Ну типа новогодние. Тяни-тяни-тяни!

Глава 11

— Я пас, — голос Марка запускает в теле легкую дрожь вперемешку с чокнутыми мурашками, ведь он как-то незаметно стал ближе, чем секунду назад: наши плечи и бедра почти соприкасаются, я чувствую исходящее от Зотова тепло, хоть между нами и присутствует тонкая прослойка воздуха.

Какого черта он так близко?!

На нем футболка и спортивные штаны с резинками, а на босых ногах спортивные шлепанцы, и его голые ступни стоят перед глазами с тех пор, как он, хромая, вошел в комнату.

— Почему? — Ника дует губы в ответ на его слова.

— Я суеверный, — поясняет Зотов.