Проглотив хихиканье, она посылает ему хитрый взгляд. Взгляд, который они разделяют между собой, будто у них только что появилась первая общая тайна.
Это подтачивает меня изнутри, ведь я слишком боюсь, что он сделает ей больно. Потому что позволила, сама подпустила его слишком близко. Сдалась, разрываясь между своими желаниями и ответственностью. Не в состоянии здраво смотреть на вещи, когда Марк рядом…
Я встречаю его взгляд через стол, ведь он за мной наблюдает. Так же, как минуту назад наблюдал за Марусей, только в том взгляде, который он адресует мне, слишком много личного. Чертовски интимного.
Не успев как следует дожевать, дочь большими глотками выпивает апельсиновый сок и спрашивает, плюхнув на стол стакан:
— Можно мне сходить на второй этаж?
— Да, — обтираю салфеткой ее губы. — Только ничего там не трогай.
Кивнув, она уносится из кухни, оставляя нас вдвоем.
Я слышу ее шаги где-то на лестнице. Слышу их в коридоре второго этажа. Слышу, как там хлопает дверь…
— Обычно она ведет себя воспитаннее, — говорю, испытывая щепотку неловкости за своего ребенка.
— По-моему, с ней полный порядок, — складывает Зотов на груди руки. — Она… классная, — резюмирует.
Открыв посудомоечную машину, принимаюсь складывать в нее тарелки. Мои движения совсем не плавные, когда пытаюсь втиснуть между ними чайное блюдце. Они рваные, как и мысли в голове.
— Давай я? — голос Марка за спиной заставляет выпрямиться и обернуться.
Он близко. Достаточно, чтобы за его плечами я не видела ничего.
Глядя в его лицо, чувствую как клокочут эмоции, которые он разбудил во мне за эти дни. Их так много, что я не отдаю себе отчета в том, как вообще мы здесь оказались. Не в этом доме, а в этой точке пространства! Единственное, что я знаю наверняка, — дорогу прокладывал Зотов, и притащил нас “сюда” тоже он.
Я не сопротивлялась, когда садилась в его машину, но мне хватает упрямства спросить:
— Почему ты не ответил в ту ночь? На Новый год. Почему просто не послал меня куда подальше, если не хотел больше быть “вместе”?
Сделав глубокий вдох, Марк проводит рукой по волосам, а я с нетерпением жду ответа, возможно, чтобы получить запоздавшее на семь лет облегчение.
— Я… — он откашливается и уводит взгляд в сторону, после чего продолжает, — надрался в ту новогоднюю ночь… Ни черта не помню… — изображает на лице виноватую гримасу. — Проснулся с адской головной болью. Без телефона…
Я слушаю его, переводя дыхание.
— Прости, я… — продолжает. — Должен был ответить. Дело не в том, что я не хотел больше быть “вместе”. Я не мог. Меня доканывала разница во времени. Я запутался где ночь, где день, все смешалось. Я понимал, что мы отдаляемся. Моя жизнь постепенно концентрировалась на том, что происходит прямо здесь и сейчас. А все остальное отходило на задний план…
— И я?
— И ты… да… — произносит он.
— Понимаю… — бормочу, отворачиваясь, а когда смотрю на него вновь, выпаливаю. — У тебя кто-то появился? Тогда, когда не отвечал на мои сообщения… у тебя кто-то был?
Он молчит секунду, которая мне кажется вечностью. Будто целая вечность проходит, прежде чем Марк пожимает плечом и отвечает:
— Нет. У меня никого не было.
Я ему верю, ведь даже на секунду не могу представить, что Зотов может лгать. Это не в его правилах, я уяснила это еще в первые недели знакомства.
И мне становится легче. Будто с плеч падает что-то тяжелое!
Я так ревновала его тогда. Сходила с ума от этой ревности. Сходила с ума, думая, что он целует другую девушку, занимается с ней сексом, пока я строчу ему сообщения о своей любви.
Мы смотрим друг на друга в образовавшейся тишине. Я тону в его карих глазах, а он не отводит взгляда от моих. Подняв опущенную вдоль тела руку, кладет ее мне на талию и притягивает чуть ближе к себе. Делает это так, будто спрашивает разрешения…
— Марк… — пытаюсь его остановить, но голос звучит очень неубедительно.
Зотов того же мнения. Оценив мою жалкую попытку себя остановить как сигнал к действию, опускает голову и склоняет ко мне свое лицо.
Даже понимая, что это все усложнит, я позволяю его губам коснуться моих.
Марк соединяет и разъединяет их. Не давит и не пиратствует, просто вовлекает меня в эту медленную игру, подначивая следовать за ним добровольно. И я следую, черт возьми, тянусь к нему.
По телу проходит мягкая волна тепла, и его эпицентр здесь, на стыке наших губ. В бережности касаний, которыми Зотов одаривает мои, лаская до головокружения нежно.
Мои руки оказываются у него на шее, а его стискивают мои ягодицы, соединяя наши бедра. Его возбуждение такое красноречивое, что у меня сводит живот.
— Подожди… — шепчу. — Маруся…
Марк убирает руки, и я опускаю пятки на пол. Отскакиваю в сторону, потому что в коридоре раздается топот, а следом в дверном проеме появляется лицо дочери, которая спрашивает:
— Можно мне включить телевизор?
Упершись ладонями в столешницу и опустив голову, Марк шумно выдыхает и отвечает:
— Да… сейчас приду…