— Кто это с ним? — спрашивает Таня.
— Не знаю… Впервые вижу.
Красная толстовка с капюшоном выделяет его среди других посетителей, как яркую кляксу. Разумеется, его выделяет не только эта чертова толстовка, еще и блеск белозубой улыбки, на которую он не скупится.
Я наблюдаю расширенными глазами. Забывая, черт возьми, моргать!
— Глаш… — зовет меня Таня.
— М-м-м… — отзываюсь бездумно.
— Да мало ли кто это может быть…
— Да… мало ли… — продолжаю наблюдать, вывернув шею.
Они общаются. Периодически одаривая друг друга улыбками и взаимными взглядами. Официант принимает заказ и оставляет их наедине.
— Твою мать… — жалобно тянет подруга.
Приоткрыв рот, я наблюдаю за тем, как пышногрудая блондинка поднимается со стула и встает у Зотова за спиной. Проведя руками по его плечам начинает плавно массировать его шею и голову, на что Марк прикрывает глаза и роняет на грудь голову.
Мне кажется, я слышу его удовлетворенное урчание. Оно просто звенит в ушах, а глаза застилает красная пелена.
Вскакиваю с места, как ошпаренная.
— Черт… — лепечет Таня.
Сдернув со спинки стула свою куртку и сумку, пересекаю зал с убийственной целеустремленностью. Как ураган, от которого лучше держаться подальше!
Женщина смотрит на меня удивленно, когда возникаю перед столом и роюсь в сумке, пихнув в нее руку по дороге.
— С Наступающим, — объявляю, швыряя на стол разноцветные носки, которые купила для него сегодня.
Марк распахивает глаза, выпрямляясь так резко, будто по его позвоночнику ударил электрический разряд.
— Блядь… — выдыхает. — Успокойся… — говорит с нажимом.
Это выводит из себя еще больше.
— Пошел ты! — шиплю в его лицо.
— О… твою мать… — обреченно прикрывает глаза.
— Это тоже тебе, — бросаю на стол пакет со сладкими орешками, которые он обожает. — Хорошего дня!
Развернувшись на пятках, я несусь к выходу, слыша оглушительное рычание за спиной:
— Аглая!
Глава 31
На улице снег и ветер. То и другое ударяют в лицо, как только обеими руками толкаю входную дверь кафе и выскакиваю на улицу, на ходу умудряясь одеться.
Дверь за спиной хлопает. Не нужно гадать, почему она хлопает снова через секунду. Этот звук тонет в гуле проезжающих мимо машин и шуме города, но я все равно его слышу.
Мои эмоции многокомпонентные, но прежде всего в эту минуту голову дурманит гнев, из-за которого перед собой почти ничего не вижу. И с трудом ощущаю. Ощущения лавиной накрывают только тогда, когда вокруг моего локтя смыкаются жесткие пальцы и дергают назад, принуждая волчком развернуться на месте.
Глаза Зотова горят шквальным огнем, когда сталкиваемся взглядами, но я не сомневаюсь — гореть сейчас сильнее меня он просто не может.
На нем нет ни куртки, ни шапки, и ветер треплет его отросшие, немного завивающиеся волосы. Волшебное свойство. Да, именно то, о котором я узнала не так давно, ведь, встречаясь с Марком Зотовым целых полгода семь лет назад, я ни разу не видела его с другой прической, кроме как с коротким армейским ежиком.
— Чего тебе?! — приподняв подбородок, рявкаю ему прямо в лицо. — Хочешь сказать, что я не о том подумала? — смотрю на него с вызовом.
— Я начну говорить, только когда ты будешь готова слушать, — с расстановкой втрамбовывает он в мою голову, но спокойным его не назовешь.
Он сжимает мои руки так, словно боится перегнуть и сделать больно. Для этого ему требуется полный контроль над телом, поэтому он напряжен. Может быть еще потому, что я не собираюсь специально готовится, чтобы его выслушать!
— Отпусти, — цежу. — Все, что ты собираешься сказать, можешь выслать смс-сообщением. Не трать на меня время, лучше иди и займись той грудастой блондинкой!
Он обреченно смеется.
Запрокинув голову, подставляет лицо ветру и тянет:
— М-м-м…
Снова посмотрев в мое взбешенное пылающее лицо, говорит:
— Продолжай. Не останавливайся.
Его самоуверенность выводит меня из себя. Вспыхнув еще ярче, я бьюсь в его руках и выкрикиваю:
— Ты думаешь, это смешно? Полюбить тебя опять, десять раз переломав себя внутри, а потом увидеть, как ты позволяешь трогать себя какой-то телке? Касаться, улыбаться ей! Будто меня не существует?! По-твоему это смешно?! Не спать всю ночь, думая о тебе и только о тебе, чтобы утром увидеть своими глазами подобное дерьмо?! Отвечай!
— Это не смешно, — рыкнув, притягивает к себе так, что мы сталкиваемся нос к носу. — Смешно то, что ты можешь думать, будто в этом городе, да и, блядь, в этом мире кроме тебя существует хоть какая-то женщина, которую я хочу! Это, блядь, очень смешно, Баум! С учетом того, что я думаю о тебе и только о тебе с тех пор, как, твою мать, увидел! А теперь вдохни. Сделай гребаный вдох и слушай. Извини! Извини, это недоразумение.
— Пошел ты вместе со своим недоразумением… — шепчу, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
— Прости. Меня. Я облажался.
— Ты слишком часто это делаешь!
— Я не прав, ты права. Прости. Прости меня.
— Ты свинья!
— Я люблю тебя.
— Я тебя ненавижу…
— Принимается.
— Катись в свою Канаду… — говорю хрипло.