Долгое дело

— Корм ему задавал. Я чуть коньки не отбросил. А у меня в бригаде баб полно. Визжат на весь комбинат.

— Что ж это за быки?

— Привезли такой гурт. Злющие, с кольцами в носу. За ставку-то рисковать жизнью. Понимаешь ход моей обиды?

Инспектор задумчиво вытащил сигаретку, позабыв, что он не курящий. Осталось задать последний вопрос, контрольный, чтобы проверить свою догадку:

— Ну, и не кормили?

— Рисковать-то своими потрохами…

— Что потом?

— Какие подохли, какие отощали. А когда пришла эта, телетюпка, бычков-то других пригнали, небодучих.

Петельников таки закурил, уже не ради беседы — для себя. Вечером идти в бассейн — там выдохнет весь никотин. Неужели разозлился? Неужели из-за бычков?

— Сколько подохло-то?

— Не считал.

— Семён Иваныч, а какой у вас тут самый дешёвый продукт?

— Студень из хрящей да хвостов.

— Знаешь, чего я сейчас попрошу у директора?

— Палочку копчёной колбасы, — расцвёл Закаблук.

— Нет, я попрошу истолочь тебя на студень.

Из дневника следователя.

Есть люди, вроде Калязиной, у которых запечатана душа. Чем, кем и зачем — не знаю, но этому нет ни смысла, ни оправдания. Допустим, этой душою никто в своё время не занялся. Но ведь на неё ежедневно и ежечасно жизнь льёт свою благую влагу. Люди своими хорошими чёрточками, дети своей непосредственностью, цветы и травы своей красотой, солнце своими лучами…

Поэтому неправда, что её некому распечатать. Не хотят, — она же запечатана.

Добровольная исповедь.

Думаю, что эгоизм — это естественная форма существования индивида, поскольку любить ближнего больше себя так же смешно, как отгрызть собственную руку. Гляньте на природу… Жёлтенькие и нежные цыплятки слабенькими клювиками забивают своих же собратьев насмерть. А ведь у людей кулачищи. А дикие животные? Стройные, поджарые, молодые… Потому что они эгоисты и живут по законам естественного отбора. А мы сморкаемся, увидев больного. Выжимаем слезу при виде убогого. Спасаем жизнь заведомому идиотику. Гуманизм? Нет, вырождение общества и засорение генофонда, что в конечном счёте приведёт к вымиранию человечества.

Следователю Рябинину.

В молодости я плавал. Однажды шли мы южными широтами. Жара была такая, что будто не морем идём, а пустыней едем. Откуда-то на корабле появился странный тёмный человек. Он ходил промеж матросов и вроде бы кого-то искал. Затем говорит: «Его здесь нет». И куда-то исчез. Мы искали его, но он пропал, как в воду прыгнул…

Позже выяснилось, что в этот день и в этот же час умер отец капитана. Последние мысли умирающего были о сыне, и перед смертью он сказал про сына: «Его здесь нет».

Вы можете это объяснить?

Уважаемый гражданин Сухотов!

К сожалению, ничем, кроме сильной жары, я этот случай объяснить не могу.

Воздуха, настоянного на осени, осталось шагов на двадцать — до распахнутых металлических воротец. Рябинин вдыхал глубоко, разминая грудь лёгкой и приятной болью. Воздух тут отчего? Кислород же безвкусен. Пылинка с земли, водинка с травы… С жёлтого листа, с мокрого ствола…

Двадцать шагов кончились. Остался последний, который вынес бы его за ворота, на асфальт и бензин. Последний шаг остался и человеку в синем плаще и тёмной шляпе, идущему по соседней дорожке, тоже впадающей в эти воротца. Рябинин улыбнулся. Человек хотел ответить улыбкой, но тень, неприятная ему самому, не пустила её дальше уголка губ. Посуровел и Рябинин.