Долгое дело

Рябинин улыбнулся. Но Калязина смотрела холодно, не принимая его улыбки.

— Теперь о семейном знаке, — посерьёзнел и он. — Вы сказали, что в их семье заваривать чай должен обязательно мужчина. Неужели и в этом есть смысл?

— Вы что пьёте? — деловито поинтересовалась она.

— Компот, — ответил Рябинин, ибо допрос соскочил — может быть, на жмущем ботинке — с тех строгих рельсов, которые ему были проложены всеми инструкциями.

— Компот и чай имеют одну интерпретацию.

— Какую же?

— Вы домашний человек.

— Это научный вывод?

— Разумеется. За спиртным возможен скандал. За кофе возможна сдержанность. А чай — это мир, покой и уют. И если мужчина должен его заваривать, то ему следует приходить домой вовремя, быть спокойным и домашним. Не так ли?

— Так, — покладисто подтвердил следователь, потому что было именно так: чай он тоже считал напитком дружбы, вроде индейской трубки мира.

Рябинин открыл протокол допроса женщины, которую Калязина вдохновила на невероятную, или невероятного, м'куу-м'бембу. Он вдруг заметил, что спешит не допрос кончить, не освободиться от неё и не получить признание, — спешит услышать ответы, которые стали его интересовать.

— Перейдём к той клиентке, которая назвалась Юлией…

— Да, белёсая дурочка.

— Почему дурочка?

— Потому что не умеет жить с мужем.

— Что же вы не дали ей умного совета?

— Как это не дала? — искренне удивилась Калязина.

Рябинин скосил глаза в протокол допроса Юлии и прочёл вслух:

— «Она сказала, что все мужчины делятся на карьеристов, бабников и алкоголиков». Очень умно!

— Буду вам признательна, если вы назовёте мужчину другого типа.

Рябинину захотелось назвать ближайшего к ней мужчину — себя. Но любопытствующий вопросик опередил:

— А я какого типа?

Она прищурилась и заиграла красивыми губами, словно начала кокетничать.

— К женщинам, кроме жены, вы равнодушны. Алкоголь для вас не существует. Вы карьерист.

— Угу, — буркнул Рябинин, неожиданно обидевшись; и оттого, что по-глупому обиделся, он тихо на себя разозлился.

— Я могу доказать, — смиренно предложила она, видимо заметив его обиду.

— Не надо, — сказал Рябинин, уже злясь на себя явно: не стоило задавать ей этого вопроса, да и про компот шутить не стоило.

Он покопался в бумагах, чтобы вышла пауза, необходимая ему для продолжения допроса, как антракт для спектакля. Почему разозлился? Уж в чём в чём, а в карьеризме был не грешен. Неужели задела её беспардонность: подозревается в мошенничестве, а называет следователя карьеристом? Но ведь сам напросился.

— Скажите, если мужчина любит мягкую булку, то, значит, он любит женщин? — строговато спросил Рябинин.

— Фрейд создал свою ошибочную сексуальную теорию психоанализа на сновидениях. Я свою, допустим, тоже ошибочную, на вкусах. Так его десятки лет изучают и цитируют, а меня, Сергей Георгиевич, таскают в прокуратуру.

Вот как — знает, что он Сергей Георгиевич. В глазах, на губах и даже на её щеках притихла легкочитаемая улыбка: ну, конечно, я не Фрейд, но и таскать меня в прокуратуру не надо.

— В конце концов, не стоит придираться к терминам, — продолжала она скрытно улыбаться. — Я учила её познать своего мужа.

Эта потаённая улыбка звала следователя к пониманию. Он понимал. Её поступки — нечастые в уголовной практике своей замысловатостью. Их мотив, древний, как мир, — корысть. Логичные объяснения, увлёкшие его умом и оригинальностью. Он понимал. Но потаённая улыбка просила большего сочувствия; просила мягко, интимно, и был в этой просьбе почти незримый дымок наглости, как и во всем потаённом.

— Ну, а чему учила ваша женская доминанта, которая принесла клиентке столько неприятностей?

Она вздохнула и заговорила обидчиво:

— Вот уж верна пословица; дурака учить — что мёртвого лечить. Да я учила её тому, без чего нет женщины!

Рябинин чуть не пошутил: найти м'куу-м'бембу. Но вспомнил, что об этом Калязина уже не знала.

— Я хотела сделать её желанной, интересной и соблазнительной.

— Каким же образом?

— Есть бабы, и есть женщины. Чтобы первая стала второй, думаете, нужна красота, ум, образование, тряпки? Нет, нужна изюминка. Вот такая крохотная изюминка… — Она собрала бордовые ногти правой руки в горстку, показывая малость этой изюминки. — Женщина от бабы отличается изюминкой. Нет изюминки — и нет женщины. И никакие косметические кабинеты не помогут.

— Причём же ваша доминанта?

— Это и есть изюминка. Я сыпала их в эту Юлию, как в сдобу. Вот только тесто оказалось без дрожжей. — Она вновь улыбнулась и спросила: — Про изюминку согласны?

Рябинин не ответил, потому что промелькнуло, исчезая…